Мессере Джованни, ваш кот слишком умён!..

Увы, старый нотариус и в самом деле был плох. То ли на него действовали ментально, то ли просто для его солидного возраста похищение и последующие события оказались губительны, но события последних месяцев оказались стёрты из его памяти. Энцо попытался расспрашивать, но это привело лишь к тому, что Чивитали расплакался, словно младенец, и домоправительница вытолкала его и Довертона из спальни.

— Потом, — шипела она, — потом придёте! Дайте мессере в себя прийти, голодом бедного морили, спать не давали, ноги размять не позволяли! Идите себе, синьор капитан, и вы тоже, мессере Джованни! Вот котика оставьте, синьор его будет гладить и успокаиваться.

— Котика? — несколько опешил Джон. — Ну…. Неро, ты как, не возражаешь против того, чтобы послужить лекарственным средством.

Кот не ответил, но запрыгнул на кровать и подлез под руку старика.

Переглянувшись, следователи пожали плечами и ретировались.

— Ну, что, — Дальвени взглянул на небо, сегодня, ради разнообразия затянутое не плотными тучами, а лёгкими облачками и прищурился. — В башню Фортиджи?

На стук в дверь никто не открыл. Довертон разозлился:

— Вот мне делать больше нечего, кроме как долбить в эту железяку!

Энцо кашлянул, скрывая смешок:

— Вообще-то это деревяшка, если уж на то пошло.

— Да? Вообще-то хоть каменюка! — Джон отступил на шаг, окинул преграду взглядом и уже прикинул, как её вышибить с ноги, а если не выйдет — то воздушным кулаком.

Но в этот момент изнутри раздался дребезжащий голос…

Ну, вот бывают голоса такого тембра, который проникает через любые преграды и доставляет неимоверные мучения слушателям. Рыночные торговки рыбой, яблоками и пирогами особо преуспевают в выращивании этого звучания.

Вот и из башни Фортиджи, сквозь кладку её древних камней и солидную дверь звучало именно такое. Капитан поморщился и рявкнул:

— Леворукий, открывай давай!

В открывшейся щёлке показался глаз, самым внимательным образом осмотревший визитёров, после чего дверь распахнулась и стоявший за ней человек радостно прокричал:

— Синьор Дальвени, моё почтение!

Человек ли? Довертон присмотрелся повнимательнее. Невысокая и какая-то скорченная, фигура скорее напоминала гоблина, да и цвет кожи — оливковый с желтизной — тоже наводил на эту мысль. «Вот потому он и неловкий такой, и соображает плохо, — подумал Довертон. — Интересно, как это гоблин попал на воспитание в семью хомо? Впрочем, это неважно…» Тем временем Энцо Дальвени уже вошёл на первый этаж башни и пытался расспросить слугу о том, где находится Уго. После длительных расспросов они поняли, что хозяин спит и беспокоить его не надо.

— Не волнуйся, Марио, — Энцо мягко отстранил его с дороги. — Иди, свари кофе, а я пока поднимусь наверх.

Спальня располагалась на предпоследнем, четвёртом уровне башни, выше были кабинет и открытая смотровая площадка. Уго лежал, раскинувшись и на внешние раздражители не реагировал.

— Ей-богу, если бы он не храпел так звучно, я бы забеспокоился, — хмыкнул Энцо.

Довертон достал из пространственного кармана аурограмму, полученную в университете, и включил магическое зрение. Покачал головой, сделал на всякий случай слепок ауры спящего и сказал негромко:

— Это кто угодно, но не Уго делла Кастракани, который учился в университете Медиоланума с 2169 по семьдесят шестой год. Давай-ка я его зафиксирую, и ты займёшься допросом.

— Тьма, да развяжи ты меня! — выругался разбуженный, наконец, молодой человек. — Не буду я самоубиваться с башни, и на тебя бросаться не стану, дай хоть штаны надеть!

Джон развеял воздушные ленты, удерживавшие Уго на кровати, и тот оделся, непрерывно ворча:

— Мало того, что припёрлись незваные, мало того, что дурачка моего напугали, что меня разбудили — так ещё и связали, будто я серийный убийца! Ну? — он плюхнулся в кресло, демонстративно закинул ногу на ногу и заорал: — Марио! Кофе принеси!

Пока слуга принёс кофе, вытирал разлитую лужицу и ретировался, все трое молчали. Наконец хозяин спальни одним глотком выхлебал всё из чашки, налил и выпил вторую и откинулся на спинку кресла.

— На чём я прокололся?

— Ты — ни на чём, — ответил Джон. — Просто университет хранит аурограммы выпускников за последние сто пятьдесят лет. А ещё, когда мы с Винсом у тебя были, ты сказал о дуэли с Маттео Кватрокки: «У меня земля и вода, у него огонь и некростихия». А мэтр Сольферини, декан огненного факультета, в своих записях говорит об «отличной владении огнём и чуть более слабой стихии воздуха».

— Понятно.

— И как тебя называть? — спросил Энцо довольно миролюбиво.

Молчание было ему ответом.

— Я думаю, перед нами Анджело Белладжио, числящийся пропавшим, — ответил за него Довертон. — Говорят, ты путешествовал по Нью-Зееланду, видимо, где-то там вы пересеклись с Уго. Я прав?