Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Корреспондент пожаловался, что, несмотря на подкрепленную доказательствами уверенность, британцы дают ему ложную или вводящую в заблуждение информацию, сами сюжеты настолько зрелищны, что у него нет выбора — приходится их публиковать{415}.

Дата неизвестна

Через много месяцев Франциска вышла из тюрьмы. Ее отцу удалось заплатить выкуп за освобождение дочери, для этого пришлось использовать все имевшиеся связи. Она была дезориентирована и не представляла, какой сегодня день.

В целом насилие в Джакарте не достигло такого размаха, как в Северной Суматре, Центральной и Восточной Яве и на Бали. Возможно, дело в том, что эти места были основными центрами поддержки КПИ и самого Сукарно, а может, в столице — в окружении прессы, элит и дипломатов — с левыми нельзя было обойтись так же, как с обычными людьми на задворках. Однако мир, который увидела Франциска после своего освобождения, оставался ужасающим.

Ее дом был покрыт призывающими к насилию граффити поверх перечеркнутых надписей «G30S» — «Движение 30 сентября». Она узнала, что однажды ее старшую дочь вывели из класса военные, запихнули в грузовик и привезли на площадь Независимости, где ей пришлось встать в строй и скандировать: «Покончим с Сукарно! Покончим с Сукарно!»

Девочка знала, что эта речовка направлена против ее отца и матери, исчезнувших из-за того, что те оказались — как теперь стало считаться — на неправильной стороне истории.

Никто из друзей Франциски с ней больше не разговаривал. Впрочем, теперь никто ни с кем не разговаривал. Время литературных дискуссий и занятий языками с прогрессивными интеллектуалами со всего мира осталось позади. Теперь были новые правила поведения.

«Никому нельзя доверять, — вспоминала она. — Они использовали людей из каких угодно организаций, чтобы доносить на бывших коллег. Множество людей просто не могли стерпеть жестокое обращение. Они ломались и предавали своих друзей из своих же организаций. Чем меньше знаешь, тем лучше».

Зайна не было. Из тюрьмы он так и не вернулся.

Проблеск света

Большинство западных изданий повторяли набор пропагандистских клише, распространяемый новыми индонезийскими властями и с энтузиазмом приветствуемый Вашингтоном на международной арене. В целом история там выглядела примерно так: кое-какое стихийное насилие вспыхнуло само собой, когда простые люди узнали о том, что сотворили или планировали сотворить коммунисты. В этих статьях говорилось, что аборигены «впали в амок» и устроили кровопролитие. Поскольку слово «амок» происходит из малайского языка (послужившего основой как для индонезийского, так и для малайзийского языков), это упростило для западных журналистов использование ориенталистских стереотипов, согласно которым азиаты относятся к примитивным, отсталым и жестоким народам, и позволило им объяснить насилие совершенно неожиданной вспышкой иррациональности{416}. 13 апреля 1966 г. К. Л. Шульцбергер написал для The New York Times статью, одну из множества в подобном роде, озаглавленную «Когда страна впадает в амок». По словам Шульцбергера, убийства произошли в «жестокой Азии, где жизнь стоит дешево». Он повторил ложь о том, что члены коммунистической партии убили генералов 1 октября, а женщины из «Гервани» резали и пытали их. Он далее утверждал, что «индонезийцы добродушны… но за их улыбками прячется поразительная малайская черта, та внутренняя бешеная кровожадность, которая дала другим языкам одно из немногих заимствованных малайских слов: амок»{417}

.

Малайское, теперь индонезийское, понятие «амок» в действительности связано с традиционной формой ритуального самоубийства, несмотря на то что его англизированный вариант теперь используется для обозначения дикого насилия в широком смысле{418}. Однако нет причин считать, что массовое насилие 1965–1966 гг. уходило корнями в культуру коренных народов. Нет ни малейших свидетельств того, что подобные массовые убийства случались в истории Индонезии раньше, кроме случаев, в которых участвовали иностранцы{419}.

История о необъяснимом — якобы племенного, варварского характера — насилии, столь удобная для восприятия американских читателей, оказалась полностью ложной. Это было организованное государственное насилие, преследовавшее четкую цель. Главные препятствия для полного захвата власти военными оказались устранены посредством координированной программы истребления — намеренного массового уничтожения ни в чем не повинных граждан. Генералы смогли взять власть после того, как государственный террор существенно ослабил их политических противников, не имевших оружия — только симпатии общественности. Они не сопротивлялись своему уничтожению, потому что не имели представления о том, что происходит{420}.