– Послушай, – он втолковывал Саше, – если ангелы – неболазы, то водолазы – жители хтонических глубин, живые раковины, скрывающие тайны своего содержимого… Никто не знает зашифрованные в них смыслы. Только он, – Лёня показал на стоящего в углу водолаза – модель из бархата с электрической лампой в голове. Потом взял резиновый шланг и включил его в розетку.
В голове водолаза вспыхнул свет и озарил лицо Заволокина, его восторженные глаза. Ему было ясно, что Лёня – тот самый художник, чью выставку надо незамедлительно устраивать в галерее “Мезальянс”.
В дверь просунулась голова Сени. Он посмотрел на Александра, на его элегантный костюм, итальянские ботинки, и сказал:
– Заходите к нам, к одесситам, у нас тоже есть что показать.
Но Александр Заволокин уже углубился в космогонию доктора Тишкова, в это запойное мифотворчество любой ценой, художественную сумятицу, сваленные в одну кучу объекты, картины, стихи, альбомы и книги – всё на алтарь воображаемого храма, возводимого Лёней во славу придуманных им существ: даблоидов, водолазов, стомаков, чурок, карликов и живущих в хоботах. Даже маленькие почеркушки, выполненные Лёниной, как нам казалось, неуклюжей рукой, вызвали у него взрыв восторга.
Он и стал его первым коллекционером. А это много значит для художника – коллекционер. Без коллекционера художник вроде бы одинокий еж, который носит свои яблоки на спине туда-сюда, и нужны они только ему самому, а тут – появился меценат, который покупает работы, отправляет их к себе в портфель, словно охотник отправляет в ягдташ подстреленного вальдшнепа.
– Будем делать большую выставку! – сказал, уходя, Заволокин. – Что нужно?
Лёня предложил напечатать невиданную книгу и назвать ее “Желудок в печали”.
Он достал из-под дивана длинную бархатную кишку, высоко поднял над головой, словно Лаокоон, борющийся с удавом, и закричал:
– Видишь? Видишь? Из прямой кишки торчат ступни? Это что, как ты думаешь? Там человек прячется или это его собственные ноги? Ни то и ни другое, – это Стомак. Новое мое существо! А всех остальных я покажу в следующий раз, потому что у тебя может сложиться мнение, что я не знаю чувства меры.
Саша, не сходя с места, отвалил сто долларов на оплату печатника. Лёня нарисовал проект книги – всего двадцать пять экземпляров, цветная литография, каждая книга будет подписана и уложена в коробку.
– Коробки я беру на себя, – сказал Заволокин, зажигаясь.
С огромным энтузиазмом он взялся за это дело: отправился в “Детский мир” в отдел “Всё для школьного труда”, купил двадцать пять деревянных коробок с чертежным набором. Линейки, угольник и прочую лабуду выбросил тут же, завернув за угол магазина, а сами коробки собственноручно покрыл морилкой, навощил и отполировал.
Через неделю он приволок Лёне сумку этих коробок, пахнувших табаком и сандалом, и с гордостью водрузил их на стол. Коробки ослепительной красоты. Они переливались марсом коричневым, коньячным, оливковым и горчичным – излюбленными цветами Брейгеля Старшего, Гальса, Класа де Вельде и других голландских мастеров. При этом крышки скользили в пазах, как Плющенко на льду, без задоринки и скрипа.
На диване уже разложены были и ждали своего звездного часа свежеотпечатанные листы новой книги с Лёниными рисунками и стихами.
На развороте цветная литография человека с пробиркой, переплывающего озеро на огромном желудке. На противоположном берегу расцветают георгинами почки на мочеточниках. На последней странице надпись:
– Продавать ее будем на открытии, поставим цену – сто долларов! – возбужденно произнес Лёня, когда увидел столь неподражаемые коробки[5]
.– Да в таких коробках у нас и дороже купят, но не будем рисковать, – добавил он.
Галерею устроили в здании бывшего Моспроекта. Заволокину отдали первый этаж – огромный зал с квадратными колоннами и множеством закутков. В одном закутке хранились работы художников, в другом – чтобы согреться и набраться храбрости, пили чай и кое-что покрепче бродяги-художники, готовые вверить Саше свои судьбы. Наконец-то они прибились к пирсу надежного порта в тихой гавани, где им не дадут пропасть. Всех, в том числе сирых и убогих, Заволокин рано или поздно предполагал пригреть на своей груди, когда-нибудь да выставить и приголубить. Он разводил пары, поднимал якоря и вывешивал сигнальные огни.
Объединенными усилиями Саша с Лёней начали готовить большущую выставку.
– Вези всё, что есть в мастерской, – ликовал Заволокин. – Пространство позволяет!