Между вороном и ястребом

- Двадцать шестая неделя объект приходит 8 себя на краткие промежутки времени от десяти минут до часа, демонстрирует признаки безумия. Следует повысить дозу .Ткача сновидений" до максимально возможной Плод обнаруживает признаки закладывания каналов.

- Двадцать седьмая неделя, плод обнаруживает полную нежизнеспособность. Объект подлежит устранению.

- Позелитело говорит, что требуется принципиально иной подход...»

- Каждая запись сопровождалась схематичным рисунком разверстого женского чрева и того, что находилось внутри, о чем Лучано изо всех сил постарался не думать, как о ребенке.

- Записи... записи... записи.

- У него потемнело в глазах, и лишь тогда листы проклятого дневника растаяли перед внутренним взором но Лучано, едва устояв на ногах, понял, что исчезли они только из прямой видимости, а в памяти остались так четко словно их вырезали скальпелем по живой плоти. И уже никуда оттуда не денутся

- «Дерьмо Барготово... - проговорил он про себя с лютым тошнотворным ужасом. - Он же был целителем! Целителем, в котлы его душу... Ладно - Шипы! Кишкорезы и отравители, отребье, недостойное милости Благих за свои дела... Мы и не прикид_Э

1ваемся чем-то лучшим! Я сам ассистировал мастеру Ларци. когда он испытывал отраву на ублюдках с городского дна Вел записи, когда подопытные умирали в мучениях, потом вскрывал тела, чтобы описать последствия, и считал это всего лишь экспериментом... Но я Шип! Я - приютский подкидыш, выращенный 1 ильдлсй ради obuciu ремесла, не знавший ничеш rtpyiuiu! А он — целитель, получивший искру лично от Милосердной Сестры¹ Благородный синьор, которого никто не мог принудить к такому' Он помогал детям появиться на свет, спасал рохениц... И этими же руками творил непредставимые гнусности с другими женщинами и детьми! Как это вообще возможно?! Должно же быть в мире хоть что-то святое?!»

- «Как хорошо, что я - бог нарушения правил...- - вспомнился ем/ голос веселого травника, встреченного посреди звенящего от сухости разнотравья. Плетеная корзина, полная лаванды, дивный запах от бледной тонкой кожи и светлых, будто выгоревших на солнце волос... Узкие, то ли весело, то ли просто иронично изогнутые губы, высокие скулы, глаза цвета чистой весенней зелени... совсем как у синьорины... И аромат' Сначала - божестеечно дивный, упоительный, пахнущий свободой, счастьем и вдохновением... А потом, стоило принюхаться, отдающий темным жаром кровью, железом «Прости, мальчик, но подмастерье мне пока не нужен. На твое счастье, не сомневайся».

- "Так вот каков путь, которого боится грандсиньор, — подумал Лучано. которому посреди теплого летнего дня вдруг стало холодно, как на дне полыньи. - Полная свобода - и ее отражение, такая же полная вседозволенность. Жуть какая...»

- Дункан еще миг смотрел но пего, слогию читоя мысли а может, и читал! смог же показать страницы дневника даже без перстня! - а потом отвернулся к спять заговорившему Аластору. И лишь тогда Лучано. вздрогнув от неожиданности, понял, что их можаливый обмен занял едва ли несколько мгновений.

- »* *

- Между Лучано и Дунканом явно что-то происходило, слишком долго и напряженно они смотрели друг другу в глаза, а потом Лучано передернулся, эта невидимая связь распалась, но Аластору показалосэ. что от Лу словно повеяло холодом. Он выглядел... напуганным?

- «Ладно, потом спрошу. - решил Аластор. - Наверняка это важно, однако если Лучано молчит, значит, у него есть на это причина».

- Что ж кажется, я понял достаточно - сказал он. опять встречаясь взглядом с разумником. - Осталось решить, что же с вами все-таки делать Избранный Баргота - магистр гильдии, советник короля, а в будущем, кто знает, и Архимаг...

- Вот к этому я точно никогда не стремился, ваше величество, - поспешно возразил Дункан. - Именно по указанной вами причине Или, если желаете, по той же самой, по которой Дарра Аранвен не годится, чтобы стать королем. Слишком много власти, слишком большое искушение. Ни корона, ни Звезда Архимага не должны были попасть в мои руки. А что касается советов королю... Разве они хоть раз были непрошеными?

- Нет - хмуро бросил Аластор. - И плохими - тоже Но вы опасны, магистр. И понимаете это даже лучше меня.

- Разумник склонил голову, а наступившее молчание прервал голос Лучано.

- При всем уважении, монсиньор, - тихо и очень почтительно сказал он. - в этой комнате нет безопасных людей. Включая, разумеется, вас. Безопесных людей вообще не бывает, иной раз от глупой служаночки вреда больше, чем от пылкого рубаки, а десятилетний мальчишка может быть опаснее матерого убийцы.