Междуморье

Потом я бродил по городу. В ларьках продавали кружки с Путиным и футболки с Сергеем Шнуровым, который их грубого, брызжущего желчью барда сделался кем-то вроде городского амулета и прекрасно зарабатывающим артистом, считающимся разрешенным властями вентилем, выпускающим пар из общества. Шнуров с Путиным висели рядом, изображенные на футболках, а под ними лежали матрешки и пластмассовые автоматы Калашникова. По тротуару прохаживалось человек пять скучающих дылд, переодетых в Петра Великого. С ними можно было сфотографироваться. Они ходили туда-сюда, туфля в туфлю, шажок за шажком, по высокому бордюру, словно куры по грядке. Все Петры курили сигареты.

У какого-то ребенка вырвался из пальцев воздушный шарик и выскочил на улицу. Первый автомобиль резко притормозил перед ним, водитель глянул на мать ребенка, не заберет ли та шарик, но женщина только махнула рукой. Водитель поехал дальше, а шарик взлетел, отскочив от капота, вверх, после чего снова упал на землю. Здорово было глядеть на то, как все другие водители пытаются на него наехать, чтобы шарик лопнул.

В конце концов он все же лопнул.

Только дальше Питер начал быть приятным. На островах. Там, где он не притворялся Венецией севера, а имел обычные, городские кварталы вокруг зеленых насаждений. По водам главного канала плавала куча упаковок от моторных масел. Похоже было на то, что местный обычай заставлял выбросить упаковку в воду сразу же после заправки.

Стиль Фелека Зданкевича

В пивной "Толстый Фраер" становилось ясно, откуда взялась вся довоенная варшавская городская культура. Весь этот "Фелек Зданкевич[180] style". Пивная была стилизована под самый конец предреволюционной России, под подозрительную забегаловку, где полно самых подозрительных городских типов. Клетчатые пиджаки и картузы, колбаса с капустой, пивные кружки и водочные стакашки. Весь этот климат уголовного мира, сомнительных делишек, запиваемых сивухой. Два оперных музыканта пили водку, закусывали и жаловались на негативный стереотип России, "а ведь в Польше во многих отношениях еще хуже, а никто об этом не говорит". Рядом пили военные – отмечали повышение одного из них. Тот, волнуясь, рассказывал, что он из Донбасса, но выехал, попросил предоставить гражданство, потому что желает вступить в армию, гражданство получил, а теперь вот еще и новый чин – так что сейчас он самый счастливый на свете человек. И пьяный, что сам признавал. По телевизору включили матч Россия – Англия.

- Россия-а-а!!! – орал донецкий. – Нет, Англия – тоже клево, - говорил он. – Но - Росссиииияаааа!!!

Когда все совсем напились, начали петь песню Европа-опа Петра Матреничева. Речь в ней идет о том, что Европа заболела: Евровидение выигрывают какие-то тетки с бородой, в то время как здесь, в России, настоящие мужчины еще имеются. Припев звучит так: "Европа-опа, давай держись, еще немного меня дождись". А кончается песня словами: "Нравится – не нравится, прими меня, красавица".

Вышел я оттуда очень даже тепленьким. На мусорной машине было написано "70 лет Победы". Я пошел к банкомату, хотел снять пять тысяч рублей. Банкомат очень вежливо спросил у меня, желаю ли я получить эти пять тысяч мелкими купюрами. Я обрадовался, подумал: "культура!" и нажал "да". Через мгновение из щели вылезла новенькая пятитысячная купюра.

"Спасибо!" – раскланялся со мной банкомат. Я возвращался к себе. Жил я рядом с церковью ижорцев, угро-финского народа, на землях которого поставили Санкт-Петербург. Церковь была простой по форме и покрашена в яркий цвет. Совершенно не похожа она была на последний бастион погибшего народа. Скорее уже, на часовню, возведенную для того, чтобы подавить угрызения совести, которые, вроде как следует испытывать, чем чувствовать.

Господин/хуй Великий Новгород

Из Петербурга я ехал на юг, в Великий Новгород. Ехал в древнюю столицу новгородской Руси, купеческого, прибалтийского государства, которое в общественном мнении превращается в нечто вроде российских демократических Афин – если предположить, что Москва – это грубая, войнолюбивая Спарта. "Чтобы было, если бы это Новгород объединил Русь, а не Москва" - это одна из любимейших российских тем у любителей порассуждать по проблеме "а вот что было бы, если бы". Нечто вроде польского "что было бы, если бы Польша в 1939 году победила Гитлера" или "а что было бы, если бы разборов Польши не было". Новгород, пишут его апологеты – был республикой. Республикой богатой и цивилизованной, где уже в XV веке действовал водопровод, а уровень неграмотности был настолько низким, как нигде больше в широко понятой округе. Жители не называли его просто Новгородом, а Великим Новгородом. Или даже так – Господином Великим Новгородом.

Новгородцы были купцами, контактирующими со Скандинавией, а не захватчиками с размытых границ азиатских пустошей. Если бы Новгород правил Россией, если бы это он завоевал Москву, Россия была бы совершенно другой страной. Так говорится. Свободной, не сатрапией. Сильной и ответственной.