Междуморье

- А вот в СССР все было здорово, - прибавил второй, очень даже спокойно. – В космос людей запускал, обезьян запускали, даже собак, а теперь что – за двадцать лет все в пизду разъебали…

- Да я так, только спросить, - буркнул я и пошел дальше. В пустой забегаловке у реки какой-то мужик пел душеспасительные песни под котлеты, которых никто не заказывал. Попсовый фон спускался к реке, и даже странно, что даже волну не поднял.

Пани Вера вела небольшую галерею с местными, новгородскими украшениями. Основанными на традиционном искусстве.

- Наши украшения похожи на викингские, - говорила мне женщина, показывая кольца, которые изготовила сама. – Мотивы, образцы. Вот наша ладья. На драккар похожа, правда? А вот здесь…

- …не скроешь, свастика, - ответил я.

- Ну да, солярный мотив. Традиционный. Наше искусство четко отличается от остальной Руси. У нас была республика, Ганза, Скандинавия…

- Ну да, - кивнул я. – А потом пришла Москва и завоевала. Не жалко?

Пани Вера обратила ко мне глаза, синие, словно тысячерублевые банкноты.

- Зато теперь Русь едина. Святая Русь, - сказала она. – А столицы? Они меняются.

В Новгороде я еще несколько раз узнал, что все политики, включая Путина с Медведевым, это суки, и что они Россию продали, а ведь когда-то были ракеты, мощь и отпуска в Крыму. Теперь Крым, говорили, вроде как и наш, только туда не за что ехать. Я ходил по городу. Выглядел он точно так же, как и другие города в этой части света. Россия чуточку опоздала к современности – лет где-то на сто. В то время, как в Европе возводились огромные кварталы домов для горожан, в России мало строили. Цивилизационный циклон, который высасывал крестьян из их изб и затягивал в города, пришел только лишь вместе с СССР, и как раз именно тогда крупные кварталы и появились. Но уже не кирпичных, а крупноблочных домов. Но всегда, то ли в XIX, то ли в ХХ столетии – пускай Дима со Стариковым отрицают это, сколько им вздумается – точкой отсчета был Запад. Потому что другого попросту не было.

Так что я ходил по городу, который видел уже множество раз: в Украине, в Молдавии, в Белоруссии, ба, в каких-то региональных вариантах, даже на Кавказе. От нечего делать читал вывески: "Великолукский мясокомбинат", "Старый Замок". Вывеска забегаловки "Старый Замок" изображала не местную версию замка, а как раз западную, с карнизами и башенками, с синим, а не красным, как в кремлях, кирпичом. Надпись была стилизована под готику, и над всем этим высился рыцарь западного образца, а никак не русский воин.

Борщевик Сосновского

Возвращался я поездом. На лавке рядом со мной наслаждались жизнью какие-то шведки или датчанки лет двадцати двух. Они насмехались над звучанием русского языка, который явно изучали. "Жизнь", - повторяли они, хихикая. "Русский", "хорошо", "кошка, которая живет в огороде

".

Я глядел на растасканность за окном, и у меня уже не было сил на Старикова. Поэтому я вытащил "Крутые горки XXI века" Дмитрия Травина, либерала из петербургского Европейского Университета. Травин постулировал нечто совершенно обратное тому, что Стариков: сдружиться не с Китаем против Запада, а как раз с Западом – против Китая. И принимать не китайские ценности и китайское доминирование – но как раз западные ценности. Нужно демократизироваться, - писал Травин, - потому что только демократический контроль эффектно побеждает коррупцию и патологию. Необходимо принимать во внимание общественные перемены, эмансипацию очередных групп и приспосабливать к этим изменениям государственную стратегию, а не травить консерватизмом, поскольку это не приведет ни к чему другому, как только к тирании.

За окнами, время от времени, появлялись высохшие заросли борщевика Сосновского[183], громадные, словно растения из триаса или юрского периода.

В Петербурге я вышел на Московском вокзале. Как только вышел из здания вокзала, в нос ударил запах дешевой и жирной жратвы, и на полной скорости в меня въехал на скейтборде хипстер с закрученными вверх усищами, точно такими же, что были у кайзера Вильгельма.

На следующее утро я снова был на Московском вокзале, в руке у меня был билет на "Сапсан" до столицы. "Сапсаны" – это гордость России: быстрые, бесшумные, служат в качестве лифта для перемещения между двумя столицами России, за пределами которых большая часть их жителей никогда и не бывала. Обитатели провинции, живущие между Петербургом и Москвой, долго не могли к этим вот "сапсанам" привыкнуть – люд, как и всегда раньше, переходили через пути, вот только не всегда им удавалось убежать от чего-то такого, что мчится со скоростью двести пятьдесят километров в час. Были жертвы, а "сапсаны" не всегда останавливались на месте несчастного случая. Похоже, потому, что "это и так не имело смысла". Так что случалось, что нард атаковал поезда, бил окна камнями и дрекольем, забрасывал помидорами. Ну точно так же, как в Англии люди нападалина первые, коптящие и воющие локомотивы.