Мятеж

Предать же Россию в руки ее исконного врага, – германского племени, – и сделать русский народ рабами немцев, – я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!"

27 августа 1917 г. Ставка.

На это генерал Пётр Краснов, в общем-то, не плохой писатель, заметил:

– В прекрасно, благородно, смело написанном приказе звучала фальшь.

После этого обращения Ставка выпустила массу телеграмм, обращений, приказов и воззваний. А надо было просто поднять армию и идти на Петроград, на помощь Крымову. Как там, у Крымова никто не знал. Попытались один раз установить с ним связь, но не удачно и больше не пытались.

А Корнилов слёг. У него отказала правая рука. Она мучительно ныла и отказывалась подчиняться. Он лежал, прислушивался к боли, а вокруг него хлопотали жена, дочь и сын.

Накануне он провёл смотр могилёвского гарнизона. В смотре участвовали Корниловский полк, два эскадрона текинцев и Георгиевский батальон, подвергшийся большевицкой агитации.

Перед строем могилёвского гарнизона Корнилов решил произнести речь. Потребовал стул. Забираясь на него, чуть не упал. Из рядов Корниловского полка кто-то ахнул:

– Плохая примета.

Завойко махнул рукой. Строй прокричал трёхкратное «ура». Георгиевский батальон молчал.

Корнилов начал речь:

– Солдаты! Товарищи! Я сын казака-крестьянина! Я на своих руках видел мозоли, и возвращаться к старому не желаю! Ложь и провокация приходят из Петрограда. И только безумец может подумать, что я всю жизнь посвятивший служению Родины и её народу, могу даже в мыслях изменить народному делу, – голос главнокомандующего задрожал от смертельной обиды, но выпрямился и опять зазвучал резко и властно: – Нет! Я корнями ухожу в эту землю! Я плоть от плоти из толщи русского народа! И предать его я не смогу! Да, я приглашал и приглашаю в Могилёв Керенского, правительство и лидеров всех политических партий, что бы сформировать правительство народного единства, народной обороны. За безопасность их я ручаюсь честным словом русского офицера! Но если Временное правительство не откликнется на мое предложение, и будет также вяло вести дело, мне придется взять власть в свои руки, хотя я заявляю, что власти не желаю и к ней не стремлюсь. И теперь я спрашиваю вас, будете ли вы готовы тогда?

Корниловский полк и текинцы прокричали: «Готовы!» Георгиевский батальон угрюмо молчал, сознавая, что он в меньшинстве.

И к вечеру эта болезнь. Именно тогда, когда надо было действовать, действовать Корнилов не мог. Он лежал с тоскою в сердце и воспалёнными глазами смотрел в потолок. Одна надежда – Крымов. Приказы Корнилова, посланные превозмогая себя, не выполнялись. Вспомнились строчки Лермонтова:

И маршалы зова не слышат:

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили,

И продали шпагу свою.

Нет, это не так, конечно, но многие. Обидно. Не верят в него. Вся надежда на Крымова.

Крымову были подчинены три конных дивизии: Кавказская туземная, Первая Донская и Первая Уссурийская. Это было более чем достаточно, что бы подавить любое революционное выступление в Петрограде.

Крымов выехал из Ставки днём 26 августа, а добрался до города Луги, где располагались его передовые части, только в ночь на 28 августа. Что задерживало его поезд в пути, станционное начальство объяснить не смогло.

Из Луги, днём генерал Крымов позвонил в Петроград. Какой-то незнакомый голос, представился начальником штаба округа и как-то нерешительно сообщил:

– Есть распоряжение военного министра Керенского. Генерал, вы должны остановить своё продвижение на Петроград.

– У меня имеется приказ Верховного главнокомандующего двигаться на Петроград. Я могу подчиниться распоряжению военного министра только в том случаи, если буду иметь его в письменном виде.

– Хорошо, генерал, ждите дальнейших распоряжений.

Этот разговор встревожил генерала и, вернувшись в свой вагон, он сказал своему начальнику штаба, генералу Дитерихсу:

– Не понятно, что там, в Питере твориться, Михаил Константинович. Может быть, он уже захвачен большевиками?

– Всё может быть, Александр Михайлович.

Прибыл офицер с копией телеграммы от Керенского, где он объявляет Корнилова изменником.

– Кто изменник? – удивился Крымов. – Лавр Георгиевич? Изменник чего? Они там с ума сошли что ли? Точно Петроград захвачен большевиками!

Тут появился офицер связи из Пскова с копией распоряжения Корнилова. Туземная дивизия должна быть сосредоточена в Царском Селе, Донская – в Гатчине, а Уссурийская – в Красном Селе.

– Вот это другое дело, – обрадовался Крымов, давая распоряжения о начале движения.

Но оказалось, что железнодорожные пути разобраны на протяжённом участке дороги.