Мятеж

– Но Корнилов не мыслит управлять Россией без меня и, главное, без вас, Александр Фёдорович!

– И, тем не менее, его войска идут на Петроград, – голос Керенского звучал холодно и безразлично.– Я разослал телеграммы, предписывающие любым путём задержать продвижение «корниловцев» к Петрограду. Вы со мной, Борис Викторович? Если со мной, то я прошу вас принять назначение военным генерал-губернатором Петрограда.

Все наполеоновские планы Савинкова рухнули в одночасье. Но теперь главное остаться у власти, рядом с властью, а там видно будет. Он согласился.

А опереться министру-председателю по-прежнему было не на кого. К нему в Зимний дворец явилась делегация от Союза казачьих войск с предложением стать посредниками в деле примирения его и Корнилова. С такими же предложениями высказались послы Англии, Италии и Франции. Ответ у Керенского был один: категорическое «нет».

«Нет» ответил и командующий Северным фронтом генерал Клембовский. Главнокомандующие Западным и Румынским фронтами выразили свою поддержку предложенной Корниловым программы по оздоровлению армии. Главнокомандующий Юго-Западным фронтом прислал телеграмму следующего содержания:

"Я солдат и не привык играть в прятки. 16 июня на совещании с членами Временного правительства я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена, и оставление свое на главнокомандующего я понял тогда, как осознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной и желание исправить содеянное зло. Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известное требование, могущее еще спасти страну и армию, смещается с поста верховного главнокомандующего. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду. № 145. Деникин".

– Это чёрт знает что! – сказал Керенский, размахивая телеграммой. – Если это не мятеж – то, что это? Не пойдёт он! В тюрьму Деникин пойдёт! В тюрьму!

На частном заседании бывших министров Кокошкин предложил создать директорию с участием генерала Алексеева и наделить его всеми полномочиями главы правительства. Бывший министр иностранных дел Терещенко согласился с этим и сказал:

– Это дело надо ликвидировать так, чтобы обоих за штат отправить – и Керенского, и Корнилова, обе стороны удовлетворить взаимным жертвоприношением.

С этим согласился Некрасов, а за ним и все остальные бывшие министры.

На улицах Петрограда нижние чины стали отдавать честь офицерам, что не наблюдалось с февраля месяца.

Обыватели шептались между собой:

– Дикие горцы идут с Кавказских гор. Они не будут разбираться: кто левый, кто правый. Всех резать будут! Им бы только до грабежа добраться!

Керенский остался в одиночестве. Он лежал на диване в своём кабинете и лихорадочно думал: что бы предпринять.

И придумал. Он вызвал к себе члена президиума Петроградского Совета меньшевика Церетели Ираклия Георгиевича.

– Меня покинули все, – с жалкой улыбкой сообщил ему Керенский. -Все!

Он отодвинул ящик письменного стола, достал оттуда револьвер и с глупой улыбкой приставил его к виску.

– Вы меня за этим вызвали, Александр Фёдорович? – с сильным акцентом спросил Церетели. – Зафиксировать факт вашего самоубийства? Или у вас есть другие более интересные предложения?

– Есть. Я хочу передать всю власть Советам, если я возглавлю эти Советы, и если вы сумеете остановить войска Корнилова, наступающие на Петроград.

– Моя фракция меньшевиков вряд ли чем вам сможет помочь. Но вот мои однопартийцы из другой фракции, думаю, что они смогут вам помочь.

– Как?

– Разагитируют. У них хорошие агитаторы.

– Договаривайтесь хоть с чёртом, только остановите.

Этим же вечером, 27 августа Церетели встретился со своим однопартийцем из фракции большевиков Иосифом Джугашвили, партийный псевдоним Сталин. Он был ответственен за организационно-журналистскую работу.

Джугашвили искренне обрадовался Церетели: в этом русском море так редко выпадает случай поговорить с земляком на родном грузинском языке. Они почти ровесники – Церетели 36 лет, Джугашвили 38. Предложил чаю. По восточному обычаю сначала говорили о пустяках, потом перешли к делу.