Мятеж

– Но чего они не потерпят, так это бесстыдной карьеристки, пытающейся прыгнуть выше головы. Я никогда не выиграю выборы. Я просто хотела бы найти способ сообщить своим родителям, что работа секретарем не сложилась так, как мы все надеялись. Мне невыносимо слышать, как они строят планы относительно моего будущего, как будто у них наконец-то есть повод гордиться мной.

Это была горько-сладкая, знакомая территория, которую Олливан хорошо знал. Он нередко успокаивал Сибеллу, уставшую от натиска родительских ожиданий.

– Я знаю, ты можешь быть строга к себе, Элли, но увольнение с поста секретаря всего через две недели после назначения – это новый уровень даже для тебя.

Она резко подняла глаза, и он выдержал ее взгляд.

– Итак, преемники не считают тебя подходящим президентом. Докажи, что они ошибаются. У тебя есть время. Ты все еще можешь быть самым раздражающе эффективным секретарем, которого когда-либо видели эти кретины.

Сибелла слабо улыбнулась, но затем прижала колени к груди.

– Возможно, ты прав, – сказала она.

Ее голос звучал как угодно, но только не убежденно. Олливан проклинал себя. Раньше он умел ее убеждать.

– Но с тех пор, как ты направил в меня свою магию, я всегда буду знать, без чего я пытаюсь добиться успеха. Я никогда не чувствовал такой силы. Моя магия всегда была… обычной. Я так усердно работаю над этим, и это дает эффект. Но когда твоя рука легла мне на плечо и твоя магия коснулась моей, я сразу поняла, почему люди так жаждут этого.

Она с отчаянием посмотрела на него.

– Я веду тяжелую битву, и теперь никогда не смогу этого забыть. Уважение легче завоевать с такой магией, как у тебя. Если бы у меня была твоя магия и мои амбиции, я бы узурпировала Фиска быстрее, чем длится этот разговор.

Олливан открыл рот, чтобы возразить, но она прервала его.

– Я не обижаюсь на тебя за это. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы обижаться на то, что ты не хочешь того, чего хочу я. Быть верховным чародеем означало бы для тебя смерть, Олливан. Я содрогаюсь при мысли о том, что твоя семья втянула тебя в эту роль, но… ладно. Я просто надеюсь, что ты не обижаешься на то, что я этого хочу.

Олливан прокрутил в уме ее слова и чувства, но не смог развязать узлы. Заблуждения.

– Ты будешь грозной верховной чародейкой, Сибелла. Я всем сердцем знаю, что звезды подготовили для тебя такое будущее.

Она смягчилась. Тяжесть, под которой сгорбились ее плечи, ослабла. Пусть немного, пусть временно.

– Но магия – это не то, что тебе нужно. Она не принесет тебе ни социального статуса, ни популярности, ни успеха в политике.

Она невесело рассмеялась.

– О, Олливан. Да, конечно. Неужели ты думаешь, – она понизила голос, несмотря на то что они были одни, – что об угасающей силе твоего дедушки говорили бы шепотом, если бы это не имело значения? И посмотри на себя. От тебя одни неприятности, в то время как Кассия – идеальная послушная дочь, и все же твоя семья предпочитает тебя ей.

– Предпочитает меня?

Олливан наклонился к ней, не в силах поверить в то, что услышал.

– Они изгнали меня. Потому что отказались верить моей версии событий, поверив Джасперу.

– Но ты не рассказал им всю историю, не так ли?

Олливан сделал паузу, и по глазам Сибеллы он понял, что она увидела, что и ожидала.

– Что ты сказал им, чтобы объяснить смерть Бенна?

Олливан потер лицо, затем нахмурился, уткнувшись в свои руки.

– Это только ухудшило бы ситуацию, – сказал он шепотом. – Если бы я рассказал им, что сделал Джаспер, это привело бы ко всей той истории с запрещенной магией, в которую мы вмешивались.

– Но это оправдало бы тебя в убийстве, – настаивала Сибелла.

– Ты бы так не говорила, если бы была там.

Олливан не отрывал взгляда от своих пальцев; сосредоточился на том, чтобы потереть их, чтобы прогнать воспоминания о том дне.

– Чистое ликование, с которым он разнес мою жизнь на куски и вернул мне обломки. Ему просто нужна была причина, Элли. Он бы превратил все, что я сказал, в худшее преступление. Если бы вообще слушал. И когда он повернулся к моей матери и спросил ее, было ли мое изгнание справедливым… она даже не смогла посмотреть мне в глаза, когда сказала «да».

Огонь хрустел, как сучья под ногами, низкий шелест пламени успокаивающим гулом лишь усиливал их молчание. Сибелла пошевелилась, сделала паузу, как будто сомневаясь, а затем придвинулась ближе, так что они сели бок о бок. В тепле пламени лилейный аромат ее духов окутал его, как сон.

– Мне тоже жаль, – сказала Сибелла, заставляя Олливана поднять глаза. Она была так близко – прислонилась к его плечу, чтобы тихо говорить. – Той ночью в Странствующем Месте мне не следовало спрашивать тебя, совершал ли ты это. Я уже знала ответ.

Олливан улыбнулся.

– Сейчас легко так говорить, – сказал он. – В то время ты не говорила так, как будто знала.