Мятеж

– Я боялась, что никогда по-настоящему не знала тебя, – прошептала она так близко, что ее дыхание коснулось его шеи, и Олливан почувствовал себя опустошенным. Это тоже было его страхом. Все, что осталось, когда она с ним порвала, – это его разбитое сердце и впечатление, что всего этого на самом деле никогда не было. Как будто, проснувшись от хорошего сна, ты вынужден вечно жить в куда более серой реальности.

– Он угрожал тебе, – выпалил он.

Сибелла немного отстранилась и, моргая, посмотрела на него.

– Что?

Ему нужно было, чтобы она знала. Он хотел почувствовать, что все, что было, было на самом деле. Его гордость не имела значения по сравнению с этим.

– Я украл кое-что из его хранилища, – сказал он в спешке. – Снова. Я не знаю, знал ли он о других случаях, но в ту ночь я взял довольно много, и меня поймали с поличным. Было тихо; там находилось всего несколько инфорсеров. Меня привели в его кабинет посреди ночи. Я думал, он попытался избежать позора, если все узнают, как легко я у него воровал. Но у него был план. Новая идея, чтобы держать меня в узде, та, в успехе которой он был так уверен.

– Я.

Сибелла уставилась куда-то вдаль; рука, которая тянулась к нему, когда истина выплеснулась наружу, опустилась.

– Он не мог причинить тебе боль из-за твоей матери, но он…

Ее кулак сжал юбку из тафты.

– Он бы меня уничтожил. Родители никогда бы даже не узнали, что произошло.

Олливан взял ее за плечи руками так, что она оказалась лицом к нему.

– Я бы никогда не позволил этому случиться.

Каждой клеточкой своего существа он знал, что это правда. Если бы дело дошло до этого, он бы сделал все, о чем попросил бы его Джупитус, даже стал преемником Аланы и посвятил свою жизнь защите правления Фиска-Симс. Он бы медленно умирал от отвращения и обиды и никогда бы не поднял волну. До этого так и не дошло, потому что она со всем покончила, и их отчуждение сделало ее бесполезной для гамбита Джупитуса. И все же чувство вины остро сжало его желудок, когда он подумал о том, как все это закончилось. Он не рисковал ее жизнью, но рисковал ее чувствами.

Он смотрел в огонь – а не на нее – и рассказывал, как так вышло, что он стал отсутствующим, отстраненным. Почему он отдалился еще до того, как их отношения закончились. Он не нашел решения вовремя. Он подвел ее.

– Олливан, – медленно произнесла она, когда он закончил.

Его имя прозвучало как выговор, произнесенный сквозь стиснутые зубы, и когда он посмотрел на нее, на ее ресницах выступили слезы.

– Ты мог бы сказать мне.

– Мог? – с вызовом спросил он. – Смогла бы ты понять, если бы я сказал тебе, что мы должны расстаться, потому что я не могу уступить ему? Я люблю тебя, Элли…

– Олливан…

– Значит, любил. Если тебе так будет удобнее. Но я не мог позволить ему использовать это – использовать тебя, чтобы посадить меня в клетку. Нет, если был выход из ситуации.

Выражение ее лица стало непроницаемым от его внезапного признания в любви, и Олливан поднялся на ноги, чтобы найти ручки и бумагу.

– Мы должны составить заклинание, – сказал он.

Она все еще молчала, когда он вернулся и протянул ей ручку. Пальцы Сибеллы медленно сомкнулись вокруг его пальцев, затем крепко сжали.

– Меня расстраивает не твое решение, – сказала она. – Было время, когда ты посвящал меня в свои планы, еще до Джаспера. В какие бы неприятности ни попадали, мы были в них вместе. Отчасти это моя вина. Я начал серьезно относиться к своему будущему, и это изменило то, как ты стал ко мне относиться.

– Это неправда, – яростно сказал Олливан, даже когда стал прокручивать все в уме. Растущее внимание Сибеллы к ее политическому будущему; Лев и Вирджил влюбляются друг в друга; объединение с Джаспером. Неужели он потерял единственных людей, которые, как он чувствовал, действительно заботились о нем? Направил ли он эту боль на негодование по поводу своего деда и собственного будущего? Сибелла была права; до того как его развлечения стали более мрачными, она, а не Джаспер, была его добровольным сообщником. Была причина, по которой ее родители ненавидели его, – Олливан оказывал плохое влияние. Но достаточно ли он изменился, чтобы оставить Сибеллу позади, или они выросли в противоположных направлениях и преодолели пропасть между друг другом вместе, но поодиночке?

Новая боль нашла слабое место в его сердце и проникла внутрь; страх, что их любовная история была не историей героев и злодеев, опасности и дикой страсти, а историей тающих привязанностей и близости, медленно отступал, как сквозняк под дверью. Сидя тут перед камином, рядом с обхватившей его пальцы Сибеллой, он почувствовал себя ближе к ней, чем в последний год осмеливался мечтать. Но как двум людям продолжить с того места, на котором они остановились, если нить была изношена до неузнаваемости?

Рука Сибеллы выскользнула из его руки, и она наклонила голову, чтобы взять какую-то бумагу из стопки, которую он принес. Она стряхнула с лица все эмоции и расправила плечи.

– Давай все исправим, – сказала она с новой решимостью.

Это было совсем не то, чего ждал от нее Олливан.

Глава 36