Мятеж

Вирджил молча стряхнул с волос Льва порошок забвения и для верности провел платком по его лицу.

– Я, э-э, немного промахнулся…

Олливан замолчал, потому что Вирджил повернулся к нему с таким взглядом, который, казалось, был опаснее любого оружия. Между ними повисло молчание, и Олливан вынужден был первым его нарушить.

– Что мне было делать? Прогнать того человека? Поверь мне, Вирджил, я не стремлюсь разрушить свою жизнь. Я был бы рад…

– Ты поступил правильно.

Вирджил аккуратно сложил носовой платок и положил его обратно в карман. Стоящий позади него Лев оглядывался по сторонам, словно заблудился.

– Ничего нельзя было поделать. Ты помог ему не потому, что это было тебе выгодно. Просто так было правильно.

Олливан позволил себе ухмыльнуться.

– Благородно, можно сказать.

– Не преувеличивай.

– Ладно.

Он указал на Льва, который на этот раз замер и хмуро смотрел в землю, как будто пытался о чем-то вспомнить.

– Я сожалею о…

Вирджил взял Льва за руки и наклонил свое лицо так, чтобы они смотрели друг другу в глаза.

– Мы были в больнице, но на тебя попало немного порошка забвения, поэтому мы ушли. Ты не так уж много пропустил, Мэллори. С тобой все будет в порядке.

Он нежно откинул с лица Льва растрепанные волосы, и тот успокоился.

– О, – сказал он, расплываясь в улыбке. – Мой защитник.

Вирджил повернулся, чтобы посмотреть на Олливана. Хотя он не улыбался, его глаза смягчились, и сердце Олливана подпрыгнуло.

– Насчет того, о чем Лев говорил утром. Прости и меня.

Олливан все еще хотел начать спорить. Он знал, кого винить в своей разрушенной жизни. Он знал это, как если бы в его большом пальце болью пульсировала застрявшая заноза. Олливан целый год хранил это в своем почерневшем сердце, словно драгоценность. Он не хотел, чтобы его друзья думали иначе. Но в том, что они признавали ту боль, которая заставила его отдалиться от них, было что-то взрослое, что-то утешающее. Но в этой боли на самом деле не было ничьей вины.

– Что я говорил утром? – спросил Лев, все еще хмурясь.

Олливан положил руку ему на плечо и развернул к Странствующему Месту.

– Это не имеет значения, – сказал он, и его глаза встретились с глазами Вирджила. – Это в прошлом.

Глава 16

Вечер был пасмурный, сгущалась тьма. Кассия подняла глаза на Сидус, символ веры, который висел высоко над воротами храма. Это было медное, изрыгающее пламя солнце, слившееся с полумесяцем. Но Сидус не сиял на свету ни при облачности, ни при палящем солнце. Ни один Сидус никогда не мерцал, потому что медь была зеленоватой, потускневшей. Все подобные символы прежде всего выкладывались под ночным небом, чтобы покрыться патиной, и лишь после этого их размещали над дверными проемами храмов в знак благословения.

Если Кассия достаточно долго пролежит под ночным небом, может, ей не нужно будет идти в храм и просить совета у астролога? Потому что ей больше нравилось смотреть на звезды. Ей не нравились храмы, пророчества или религиозные суеверия.

Во время одного из визитов домой мать спросила ее, ходила ли она в храм в Камдене.

– Я верю, что единственный способ по-настоящему узнать будущее – это дожить до него, – ответила Кассия.

Алана фыркнула.

– Астрология – это не предсказание будущего, Кассия, – сказала она тоном человека, давно привыкшего отстаивать свои склонности. Ее муж не верил во все это, как и Джупитус. Единственным из них, до кого она хоть немного достучалась, был Олливан.

– На самом деле суть не в том, чтобы получить ответ на вопрос, какое решение тебе принять. Мы доверяем Вселенной, потому что она создала нас. И все дело в нас. Когда мы чтим звезды, мы чтим самих себя. И если они считают нужным указать нам путь, то это потому, что признают эту преданность. Это уже само по себе великий дар.

– Каковы бы ни были указания?

– Конечно.

Кассии нечего было на это сказать, но она подозревала, что астрология предназначена для тех, кто боится нести ответственность за свой собственный выбор.

Что же изменилось, если сейчас она стояла перед храмом, куда ходила и ее мать, думая о том, чтобы войти? Те слова, что Лев сказал насчет власти звезд над ее инициацией, никогда бы больше не пришли ей в голову, если бы ее приняли. Но с той ночи дела шли все хуже и хуже, и хотя виновником своего несчастья она упрямо считала Олливана, втайне ей также приходилось винить себя. Она не смогла осознать, что Вайолет опасна, потому что ей было слишком одиноко. Она впустила Джаспера в свою жизнь и доверяла ему по той же причине. И ее начинало тошнить от размышлений о том, что не так с ее магией, но она знала, что и это зависит лишь от нее.

Неужели она стала такой же, как ее избегающая любой ответственности мать? Кассия жаждала свободы делать свой собственный выбор. В ее сознании не было большего страха, чем тот, что ее будущее может в любой момент измениться лишь из-за желания ее дедушки. Кто победит в битве за ее судьбу – Джупитус или звезды? Возможно, именно поэтому она находилась здесь. Чтобы тешить себя надеждой, что все зависит от звезд, ей нужно было поверить в них.

– Хочешь узнать свою судьбу, моя дорогая?