Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

В мрачном фольклоре советского периода истории тюрьмы её аббревиатура ДПЗ хорошо известна расшифровкой «Домой Пойти Забудь» и пресловутыми «Шпалерными тройками» — внесудебными органами из трёх человек, назначенными от органов безопасности и ВКП(б). Через эти пресловутые тройки прошли десятки тысяч расстрелянных и замученных в советских тюрьмах и лагерях людей. О «Шпалерке» пели песни, слова которых до сих пор с содроганием вспоминают пережившие ужасы заключения питерцы:

Шпалерка, Шпалерка,Железная дверка…

Поэтическое творчество мало чем отличалось от песенного. Темы были столь же болезненными и тягостными:

На улице ШпалернойСтоит высокий дом.Войдёшь туда ребёнком,А выйдешь стариком.

…Литейный, четыре,Четвёртый подъезд.Здесь много хорошихПосадочных мест.

Внутренний коридорчик между тюрьмой и административным зданием известен как «Таиров переулок». Он имел такую же причудливо изогнутую форму, как и подлинный, что находится вблизи Сенной площади, в советское время переименованный в переулок Бринько. Но не только поэтому тюремный коридор в народе получил такое прозвище. Может быть, ещё и в память о том, что в 1895 году в доме № 6 по Таирову переулку жил Ленин.

Здесь, в этом знаменитом коридорчике, заключённые, ведомые из камер на допросы и обратно, могли случайно встретиться друг с другом. Переход из одного здания в другое среди арестантов назывался ещё и «Мостиком вздохов». Согласно тюремным правилам, при встрече двух арестантов одного из них останавливали и поворачивали лицом к стене. Лёгкий, едва уловимый вздох был единственным способом отметить своё присутствие и обратить на себя внимание собрата по несчастью. Этим приёмом широко пользовались. О нём хорошо помнят многие петербуржцы. (Тут напрашивается аналогия с венецианским мостом Вздохов, который соединял здания суда и тюрьмы.)

Вот как выглядела тюремная жизнь (если это можно назвать жизнью), описанная в песне, текст которой случайно сохранился в одной из лагерных записных книжек. Песня опубликована в книге «Фольклор и культурная среда ГУЛАГа», изданной в 1994 году петербургским Фондом за развитие и выживание человечества.

Отчаяньем пропитанные стены,

Таящие в углах страданий стон:Кулисы жизни здесь, преддверье сцены,Зовущейся — закон.Слепые окна, перечёркнутые сталью,Сырой горбатый свод. И ночь без сна.И чей-то всплесккак хрустнувший хрусталь, иГлухая тишина.Зловещий лязг ключей в железной двери

И в ней колючий бездремотный глаз.Пол цементный шагами вдоль измеренСто тысяч раз.Нас только трое в камере-пустыне:Железо. Мёртвый камень. Человек.И сердца ком сжимается и стынет,Как снег… Как снег…Тут дни на дни, как капли слёз, похожи,И нет в них ни начала, ни конца.

А день угас — то год ужасный прожит,Год без лица.Я вам завидую, грядущих вёсен люди,Кому в веках вести вселенский штурм.Лишь по преданьям вам знакомо будетПроклятье тюрьм…

С 1932 года во всех трёх зданиях комплекса Большого дома расположилось управление НКВД — зловещая организация с более чем мрачной репутацией. В народе она имела соответствующие прозвища: «Жандармерия», «Большак», «Девятый угол», «Девятый вал», «Мусорная управа», «Чёрная сотня». Деятельность этого ненавистного народом карательного института советской власти оставила неизгладимый след в судьбах сотен тысяч ленинградцев.

Характерными остались фольклорные наименования и всего комплекса этих сооружений. Кроме известного уже нам названия Большой дом, его называли «Литейка», «Белый дом», «Серый дом», «Собор Пляса-на-крови», или «Дом на Шпалерной» — по ассоциации со старинной тюрьмой «Шпалеркой», и даже «Малой Лубянкой» — по аналогии с печально знаменитой московской Лубянкой. Большой дом стал страшным символом беззакония и террора, знаком беды, нависшей над городом.