Мифология пространства древней Ирландии

Говоря о пяти деревьях Мрака в «Кефалайа» и их связи с Материей, можно сделать некоторые предположения на основе лексических данных, приведенных Е. Б. Смагиной. Она пишет, что термин «Материя» в коптских текстах выражен греческим заимствованием ύλη «древесина, материя»[602] (ср. одно из значений латинск. materia «

строевой лес»). Представляется, что эти значения слова повлияли на восприятие деревьев как первых вместилищ Материи в манихейском космогоническом мифе.

Как я упоминал, в манихейской традиции, так же как в гностической, существовали представления как о пяти деревьях Мрака, так и о пяти деревьях Света. В «Кефалайа» это не так очевидно: доминируют пять космогонических деревьев Мрака, а земные пять деревьев обладают двойственной природой, сочетая в себе происхождение от Мрака и частицы Света. Пять земных деревьев в «Кефалайа» ни в коем случае нельзя сопоставить с пятью светлыми деревьями рая из гностического Евангелия от Фомы. Скорее, к этой традиции восходят пять деревьев, посаженных Отцом, упомянутые в «Кефалайа». В качестве примера иной трактовки и развития феномена пяти деревьев в манихейской традиции можно привести текст географически и исторически далекий от коптских «Кефалайа» – т. н. «Трактат Пеллио» (по имени первого издателя), написанный на китайском языке около 900 г.[603]

Трактат уже не упоминает космогонических деревьев Мрака, породивших демонов, наоборот, Демон вожделения сажает пять деревьев смерти в пяти городах (ср. пять миров Мрака «Кефалайа»). Посадка пяти деревьев смерти Демоном сопровождалась установлением пяти темных «членов души» соответственно в пяти городах: темной мысли, темного чувства, темного размышления, темного разума и темного рассуждения[604]. Пять «членов души» или пять «умных» (νοερά

) часто упоминались еще в «Кефалайа», но прямую связь между «членами души» и пятью темными мы находим только в «Трактате Пеллио». Причем в этом китайском тексте пять деревьев смерти оказываются связанными с иранской идеей «костной души», а именно пять городов ассоциируются также с пятью членами микрокосма человека: костями, нервами, венами, плотью и кожей.

В «Трактате Пеллио» излагается история падения пяти деревьев Мрака: «Посланец Света[605] (Мани. – Г. Б.), вооруженный топором мудрости, срубил отравленные деревья и выкорчевал их пни, так же как другие нечистые растения»[606]

. Здесь нельзя не упомянуть, что сюжет срубания дерева/деревьев мирских желаний, не прилагая рук, силой разума, характерен для разных мифологий и философским систем: индуистской, буддийской, кельтской, финно-угорской и т. д. Этот мотив представляет собой тему для отдельного исследования.

После падения пяти деревьев смерти Посланец Света сажает пять светлых деревьев: «Он посадил их на землях первозданной природы; он поливал эти деревья водой амброзии и на них выросли плоды, дающие бессмертие»[607]. Таким образом, в средневековом китайском тексте мы на новом витке возвратились к тому же архетипу пяти деревьев рая Евангелия от Фомы, дающих бессмертие. «Земли первозданной природы», очевидно, находятся в материальном мире, т. к. «природа» в манихейских текстах часто выступает как эквивалент Материи или ее творческой части. То есть пять светлых деревьев «Трактата Пеллио» не локализуются в «раю» манихеев, царстве Света, но принадлежат своеобразному земному раю материального мира. Нужно отметить роль плодов деревьев, как темных, так и светлых. Как мне думается, мотив плодов как источников познания смерти или бессмертия идет из евангельских притч, полных символизма добрых и злых плодов.

Манихей Фортунат пытался объяснить различие между двумя видами деревьев: темными и светлыми (известными не только в центральноазиатском варианте манихейства) и между двумя противоположными природами в человеке цитатами из Евангелия от Матфея: «Всяк садъ, егоже ненасади Отецъ Мой небесныи, искоренится» (Мф. 15; 13), «Всяко убо древо иже не творитъ плода добра, посекаемо бывает, и во огнь вметаемо» (Мф. 3; 10)[608]. Здесь и в целом для манихейских интерпретаций Нового Завета характерно буквальное понимание, наполненное гностическим символизмом.

В заключение я хотел бы упомянуть некоторые примеры существования мифологемы пяти деревьев (светлых или темных) в других традициях. Во-первых, нельзя не упомянуть пять деревьев (pañca-vṛkṣa

) рая Индры (indra-loka), верхнего мира индуистской мифологии. Согласно некоторым источникам пять деревьев рая Индры появились во время вторичной космогонии, пахтанья изначального океана (Samudramathana)[609]. Пять мировых деревьев были важным элементом космологии майя, их схема, возможно, отражала самый ранний символизм пяти деревьев в картине мира: центральное дерево Йаш-те (Первое дерево) и четыре дерева «по углам мира»[610].