Когда он вышел из дома сеньоры Брионес, было около одиннадцати часов ночи. Очутившись на улице, Мартин осознал, как грубо поступил с Каталиной, и отправился на поиски своей невесты. Он принялся спрашивать о ней по гостиницам. Большинство из них уже было заперто. В одной, на улице Эсполон, ему сказали:
— Здесь остановилась одна сеньорита, но она спит у себя в комнате.
— Вы не могли бы известить ее о моем приходе?
— Нет.
Баутисты тоже нигде не было видно.
Не зная, что делать, Мартин вернулся на ту улицу, где жили Брионесы, и стал прогуливаться под аркадами.
«Если бы не Каталина, — подумал он, — я мог бы остаться здесь и посмотреть, в самом ли деле Росита относится ко мне так, как мне показалось».
Он был погружен в эти мысли, когда дорогу ему загородил какой-то мужчина, по виду лакей, и сказал:
— Вы дон Мартин Салакаин?
— Я самый.
— Будьте добры последовать за мной. Вас хочет видеть моя госпожа.
— А кто ваша госпожа?
— Она велела сказать, что она подруга вашего детства.
— Подруга моего детства?
— Да.
«Не может быть, — подумал Салакаин. — Если в детстве я водился с кем-нибудь, у кого были лакеи, так, значит, сам того не ведал».
— Ну что ж, пойдемте к моей подруге, — сказал он.
Лакей прошагал под аркадами, свернул за угол, толкнул дверь большого дома и вошел в нарядный подъезд, освещенный большим фонарем.
— Проходите вперед, сеньорито, — сказал лакеи, указывая на лестницу, покрытую ковром.
«Тут, должно быть, ошибка, — подумал Мартин. — Не иначе».
Они поднялись по лестнице, слуга откинул портьеру и пропустил Салакаина в комнату. На диване сидела, листая альбом, незнакомая женщина — маленькая, изящная, светловолосая и очень нарядная.
— Простите, сеньора, — сказал Мартин, — я полагаю, мы с вами стали жертвами какой-то ошибки…
— Только не я, — ответила она и весело засмеялась.
— Угодно еще что-нибудь, сеньора? — спросил лакей.
— Нет, можете идти.
Мартин был в полном недоумении. Лакей опустил тяжелую портьеру, и они остались наедине.
— Мартин, — сказала дама, поднявшись с дивана и кладя свои маленькие руки ему на плечи. — Неужели ты меня не помнишь?
— Нет, в самом деле нет.
— Я Линда.
— Какая Линда?
— Та Линда, которая была в Урбии, когда там был укротитель и когда умерла твоя мать. Неужели ты не помнишь?
— Вы Линда?
— О! Не говори со мной на «вы». Да, я Линда. Я узнала, как ты попал в Логроньо, и приказала тебя разыскать.
— Так, значит, ты та самая девчонка, которая боролась с медведем?
— Она самая.
— И ты меня узнала?
— Да.
— Я бы тебя не узнал.
— Ну, говори, рассказывай про свою жизнь. Ты не знаешь, как мне хотелось с тобой увидеться. Ты единственный мужчина, за которого меня побили. Помнишь? Я к тебе как к родному привязалась и часто думала: «Где сейчас Мартин? Что он делает?»
— Ты это серьезно? Удивительно! С тех пор прошло столько времени! А мы оба все еще молодые.
— Ну, рассказывай же! Рассказывай! Как тебе жилось? Чем ты занимался?
Взволнованный Мартин сообщил ей обо всем, что с ним случилось за это время. Потом Линда рассказала о себе, о том, как она вела бродячую жизнь канатной плясуньи, пока один богатый сеньор не предложил ей свое покровительство и не забрал ее из цирка. Теперь этот сеньор, человек с титулом, владелец крупных имений в Риохе, хочет на ней жениться.
— И ты пойдешь за него? — спросил Мартин.
— Конечно.
— Значит, ты скоро станешь графиней или маркизой?
— Да, маркизой, но, милый мой, это не приводит меня в восторг. Я всегда была свободной, цепи — не для меня, пусть даже золотые. Да ты побледнел! Что с тобой?
Мартин чувствовал страшную усталость, плечо у него болело. Узнав, что он ранен, Линда настояла, чтобы он остался у нее.
Рана, к счастью, оказалась неглубокой и быстро затянулась.
Линда не отпустила Мартина и на следующий день, и, попав во власть ее нежного очарования, раненый обнаружил, что его недомогание представляет опасность скорее для его чувств, нежели для здоровья.
— Пусть сообщат моему зятю, где я нахожусь, — несколько раз просил Мартин Линду.
Она послала слугу по гостиницам, но ни в одной из них ему ничего не могли сообщить ни о Баутисте, ни о Каталине.
Глава XIV
Если бы Салакаин знал «Одиссею», он, возможно, сравнил бы Линду с волшебницей Цирцеей{175}
, а себя самого с Одиссеем, но так как Мартин не читал поэмы Гомера, подобное сравнение не пришло ему в голову.Зато ему неоднократно приходило в голову, что он ведет себя как подлец, но Линда была так очаровательна! Она так восхищалась им! И заставила его забыть Каталину. В течение многих дней он проклинал свою жестокость, но все не мог решиться покинуть гостеприимный кров. Представ перед судом своей совести, он сумел убедить ее, что во всем виноват Баутиста, на чем и успокоился.
«Куда провалился этот человек?» — спрашивал он себя.