Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— Ба! По-вашему, конец века всегда хуже, чем начало?! — возразил доктор. — Век — это условное понятие, лишенное какого бы то ни было реального содержания. Все эти мерзости стары, как мир. Почитайте Петрония или Ювенала^{248}.

— Верно, но бывают эпохи особенно глубокого упадка.

— По-моему, выражение «конец века», — заметил Агилера, — пошло в ход после комедии «Париж, конец века»^{249}, представленной лет шесть-семь тому назад. Конец века — это легкомыслие, беззаботность, скептицизм, неврастения, безразличие, стремительный темп жизни…

— Лет через тридцать — сорок о нашей эпохе скажут: это были времена медлительности, нерасторопности, серьезности, глупой доверчивости! — воскликнул доктор с присущим ему здравомыслием.

— Вечно одно и то же. В мире ничто не меняется, — заключил Тьерри.

Опера кончилась, и зрители, напевая, выходили из театра; в центральном павильоне заиграл военный оркестр; большая часть публики взяла стулья и уселась слушать, остальные направлялись на улицу.

XXIII

Как-то вечером дон Пако Лесеа представил Хайме Тьерри своего друга сеньора Куэльяра и его дочь Хосефину.

Сеньор Куэльяр, высокий, стройный, горделивого вида мужчина с маленькой головой и седой бородкой клином, напоминал придворных с картин Эль Греко^{250}. Ему не хватало только брыжжей. По словам дона Пако, Куэльяр не носил принадлежавший ему титул маркиза де Пастрана, который должен был перейти к его старшему сыну. Хосефине со временем предстояло стать графиней Хадраке.

Два дня спустя, когда Хайме сидел в парке с доном Хуаном Геварой, мимо них прошли сеньор Куэльяр с дочерью. Хайме поздоровался, Хосефина взглянула на него и улыбнулась.

Тьерри поднялся, намереваясь пойти вслед за девушкой; дон Хуан присоединился к ним. Спектакль еще не кончился, но отец и дочь уже направлялись к выходу — они, видимо, спешили домой.

— Пойду взгляну, куда поедет красотка, — сказал Тьерри.

— Я провожу вас немного.

— Очень рад. Как вам показалась девушка?

— Иберийский тип. Будет отличной матерью семейства.

— Вы находите?

— Да. Сейчас, как видите, она худенькая, но после замужества располнеет.

Тьерри рассмеялся. Сеньор Куэльяр с дочерью вышли на площадь Сибелес и сели в ожидавшее их ландо.

— Возьмете экипаж и поедете за ней до их дома? — спросил доктор.

— Нет, сегодня не стоит. Не думаю, что такая поездка входит в церемониал жениховства. А вы как считаете?

— У меня нет опыта в таких делах.

— Полно скромничать!

— Нет, нет, это действительно так. Однако еще рано. Не зайти ли нам куда-нибудь?

— Куда вам угодно?

— Вернемся в театр?

— Стоит ли?

— Зайдемте выпьем что-нибудь.

Они сели у киоска с прохладительными напитками на Прадо. В те годы на бульваре не было ни пальм, ни зеленых газонов с цветами, и он напоминал собой песчаный овраг с пешеходной дорожкой посередине, по которой летними вечерами вдоль выстроившейся шеренги стульев и скамеек прогуливался простой люд. Тут сидели мастеровые с семьями. Несколько девочек распевали звонкими голосами:

Ты журчишь, ручеек,Хрусталем сверкая,Кто, скажи, тут платокПо утрам стирает?

— В этих песнях есть что-то милое, — заметил доктор.

— Да, весьма.

Девочки продолжали петь:

То краса-горянкаПо утрам стирает,И вода-беглянкаС тем платком играет.

— Сколько прелести в этих детских песенках! — восхитился Тьерри.

— Когда я сижу на этом бульваре, — продолжал доктор, — мне приходят на память первые строки одного, должно быть, очень старинного романса. Начинается он так:

Мадридские фонтаны,На Прадо тополя,Пока в других я странах,

Вы помните меня?

— А как дальше?

— Дальше я не помню. Впрочем, у меня есть журнал с несколькими старинными романсами. Там помещен и этот. Я вам принесу.

— Вот и прекрасно.

От разговоров о реализме и поэтичности старинных романсов они перешли к натурализму и тогдашней литературе. Дон Хуан был приверженцем научно-экспериментального романа: несколько лет назад он прочел произведения писателей-натуралистов, пользовавшиеся тогда популярностью и увлекавшие читателей. Тьерри находил их скучными и однообразными. Испанские писатели-реалисты ему тоже не нравились, Хайме казалось, что они принижают действительность, изображают ее ничтожной и низменной. За разговорами время летело незаметно.

— Ну, мне пора, — сказал доп Хуан. — Побреду потихоньку — я ведь живу на улице Аточа.

— Я немного провожу вас, — вызвался Тьерри.

— Хорошо, пойдемте.

Они поднялись и пошли по Прадо, продолжая спор и повторяя друг другу одни и те же аргументы. Наконец собеседники добрались до улицы Аточа, но так как доктор Гевара выражал явное желание продолжить дискуссию, они снова вернулись на Прадо.

Гуляющие уже разошлись, бульвар был пустынен и мрачен. По нему прохаживалось лишь несколько старых проституток в светлых платьях, кое-где под деревьями виднелись силуэты мужчин.

— Посидим немного, — предложил Тьерри.