(7) Подойдите ближе.
Слом внешний и внутренний – то, как единичный субъект ощущает господство меновой стоимости, – влияет и на мнимую область непосредственного, и даже на те отношения, в которых не фигурирует материальный интерес. История и непосредственности, и материальности двойственна. То, что они, будучи опосредующим звеном между двумя людьми, отвергают простое внутреннее бытие и объективируются в формах, привычках и обязательствах, придает им стойкости. Суть их – со всей серьезностью и ответственностью противопоставлять себя психической конституции отдельно взятых людей как нечто прочное и неизменное, а не поддаваться всякому движению души. Однако это никак не отменяет того, что в каждом единичном человеке возникают не только настроения, симпатии и антипатии, но и, прежде всего, реакции на поведение другого. И история внутренняя проявляет себя тем настойчивее, чем менее можно отделить внешнее от внутреннего аналитическим путем. В основе опасности незаметного разрушения отношений почти всегда лежит то, что участвующим в них – якобы или в действительности – «слишком трудно». Они слишком слабы перед натиском реальности, от которой вечно испытывают перегруз, чтобы подвигнуть себя на любовное усилие с целью удержать отношения лишь ради них самих. Всякие достойные человека отношения в царстве целесообразности обретают налет роскоши. Ведь на самом деле человек не может себе их позволить, и в критических ситуациях от осознания этого на поверхность пробивается неприятие. Оттого, что мы знаем: в действительности они как раз требуют неослабной актуальности{415}, и стоит на секунду ослабить усилия, как нам кажется, будто всё разлетается вдребезги. Это неизменно ощущается, даже если объективированная форма отношений не позволяет этому выйти на поверхность. Неизбежная двойственность внешнего и внутреннего привносит беспокойство именно в подлинные, крайне насыщенные эмоциональные отношения. Если субъект вовлечен в них глубоко, а в это время овнешненный их аспект небезосновательно препятствует тому, чтобы он шел на поводу у импульса, отношения превращаются в непрерывное страдание и таким образом оказываются под угрозой. Абсурдная важность таких мелочей, как пропущенный телефонный звонок, чересчур формальная реплика, сдержанность рукопожатия, основывается на том, что в них проявляет себя обычно сдерживаемая внутренняя динамика, угрожающая объективности и предметности отношений. Психологи с легкостью могут заклеймить испуг и страх, испытываемые в такие мгновения, как невротические, и указать на их непропорциональность по отношению к объективному весу отношений. Тот, кого они выводят из равновесия, и в самом деле «нереалистично смотрит на вещи», а его зависимость от колебаний собственной субъективности подтверждает, что ему не удалось адаптироваться. Но лишь в тех случаях, когда изменение интонаций одного вызывает отчаяние у другого, отношения настолько спонтанны, насколько и должны быть между свободными людьми, хотя одновременно они по той же причине становятся и мучительны, – и, ко всему прочему, за счет верности идее непосредственности и бессильного протеста против холодности производят впечатление нарциссизма. Форма реакции, соответствующая положению вещей, оказывается невротической, а адекватной – основывающаяся на том, что отношения уже умерли. Очищение человека от подавленности и бессилия прямо пропорционально прогрессирующему обесчеловечиванию.