Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни

88. Глупый Август{211}

. То, что индивида ликвидируют без остатка, звучит, пожалуй, еще чересчур оптимистично. Ведь в его отчетливом отрицании, в отказе от монады в пользу солидарности одновременно было бы заложено спасение единичного существа, которое как раз в соотношении со всеобщим стало бы особенным. Современное положение дел далеко не таково. Беда не в радикальном уничтожении того, что было, а в том, что всё, чему был вынесен приговор истории, в мертвом, нейтрализованном, бессильном виде тащат за собой, а оно постыдно идет на дно. Индивид продолжает существовать посреди стандартизированных и управляемых человеческих единиц. Он даже находится под защитой и обретает монопольную ценность. Однако в действительности это всего лишь функция его собственной уникальности: он – выставочный экспонат, подобно родившимся уродам, которым когда-то дивились и над которыми потешались дети. Так как он больше не ведет самостоятельного экономического существования, то его характер как индивида вступает в противоречие с его объективной социальной ролью. Как раз из-за этого противоречия его содержат в заповеднике, наслаждаются им в праздном созерцании. Яркие индивидуальности, импортированные в Америку и в результате импорта таковыми более не являющиеся, именуются colorful personality[52]

. Их ярый, необузданный темперамент, их прыткие идеи, их «оригинальность», даже если это всего лишь особое уродство, даже их тарабарский язык так использует человечность, словно это клоунский костюм. Поскольку они подчинены универсальному механизму конкуренции и могут приспособиться к рынку, пробиться исключительно благодаря своей застывшей инаковости, они со всей страстью принимаются упиваться привилегией своей самости и раздувают себя до такой степени, что полностью искореняют то, за что их держат. Они лукаво подчеркивают свою наивность, которая, как они быстро выясняют, так нравится влиятельным людям. Они продают себя в качестве тех, кто греет душу среди коммерческого холода, втираются в доверие благодаря агрессивным остротам, которыми мазохистски наслаждаются их покровители, и шутливым отсутствием собственного достоинства подчеркивают нешуточное достоинство основного населения. Подобным же образом, вероятно, вели себя грекули{212}

в Римской империи. Те, кто задешево продают свою индивидуальность, добровольно – как собственные судьи – подписываются под приговором, который вынесло им общество, как под ими же вынесенным. Тем самым они еще и объективно оправдывают несправедливость, с которой столкнулись. Они как частным образом регрессировавшие еще более снижают планку всеобщего регресса, и даже их шумное сопротивление чаще всего – лишь более хитроумный способ приспособиться, продиктованный слабостью.

89. Печальное известие. «Кому не поможешь советом, тот пропал», – говаривали буржуа, которые своими, ничего им не стоящими, советами откупались от необходимости помочь по-настоящему и одновременно стремились обрести власть над выбившимся из сил, пришедшим к ним за поддержкой человеком. Однако в этом еще содержался хотя бы призыв к разуму, к которому в равной степени обращались и проситель, и отказывающий ему в поддержке, и который издали напоминал справедливость: тому, кто следовал мудрому совету, порой даже открывался выход из трудного положения. Всё это в прошлом. Поэтому тот, кто не может помочь, не должен и давать советов: в общественном устройстве, где все лазейки законопачены, простой совет незамедлительно превращается в проклятье. Он неизбежно сводится к тому, что проситель должен сделать нечто, чему самым яростным образом противится то, что еще осталось от его «я». Наученный тысячей примеров, он и сам уже знает всё, что ему могут посоветовать, и приходит только тогда, когда умные мысли закончились и надо что-то предпринять. При этом сам он лучше не становится. Тот, кто когда-то желал получить совет, а теперь не получает больше помощи, наконец, вообще тот, кто слабее, изначально предстает вымогателем, чья модель поведения и в самом деле неудержимо распространяется по мере объединения в тресты. Это наиболее отчетливо можно наблюдать на примере поведения определенного типа людей, готовых помочь, защищающих интересы нуждающихся и беспомощных друзей, однако в своем рвении принимающих мрачное и угрожающее обличье. Даже самоотверженность, их последняя добродетель, двусмысленна. В то время как они справедливо вступаются за того, кто не должен погибнуть, в их настойчивом «Ты должен помочь!» присутствует молчаливая отсылка к всевластию коллективов и групп, испортить отношения с которыми нынче уже никто не может себе позволить. Не оставляя в покое немилосердных, милосердные сами становятся вестниками немилосердия.