Мир-Али Кашкай

«Не странно ли, что такое прекрасное слово — «товарищ», которое вошло в наш обиход, вдруг кому-то стало казаться лишним. Или, может, я ошибаюсь? Думаю, однако, что, скорее всего, так оно и есть. И все же в разговорах, особенно в интеллигентских кругах, чувствуется, что люди в общении, в быту тяготятся тем фактом, что язык словно бы утратил те понятия, с помощью которых утверждалась этика взаимоотношений между старшими и младшими, мужчиной и женщиной, людьми-учеными и простыми. Вообще-то говоря, слово «товарищ» как многомерное понятие в какой-то мере заполняет тот дефицит нужных слов, применимых в качестве уважительности, которые выпали в результате общественных перемен из употребления. Но дело не только в этом. Дело в том, что кем-то незаметно вброшенное в обиход слово «муаллим» сразу как-то стерлось, явно перестало выполнять ту функцию, которая ей придавалась. Оно потеряло функцию уважительности. И это при том, что само слово ценимо исстари в народе, и если в педагогической среде оно звучит вполне приемлемо и достойно, то, скажем, в академической или производственной оно явно выпадает из социального контекста»^{118}.

На вопрос: «Как тут быть?» Кашкай мудро советовал современникам обратиться к опыту других народов. Грузины сохранили свое знаменитое «батоно», немцы в ГДР, товарищи по партии, называют друг друга «комрад», но незнакомцы обращаются друг к другу с помощью традиционного «герр», «фрау», «фрейлейн». Загляните в наш древнейший литературный источник — «Деде Горгуд». В нем мужчина обращается к женщине не иначе как «ханум», а к супруге — «герклюм», то есть «прекрасная», младший брат называет старшего «ага», аксакалы именуют друг друга «бек», «ага».

Кашкай не был литератором, далек был от языкознания, но азербайджанский знал хорошо. Судя по воспоминаниям и небольшой статье, посвященной титулу уважительности, к предложению редакции он отнесся со всей серьезностью, поделился не только собственными знаниями человека, помнившего бытовые особенности прошлой эпохи, но и некоторыми сведениями из тюркологии. Он напоминает новому поколению, желающему расширить свои представления о тонкостях азербайджанского языка, что тюркские языки располагают огромным количеством синонимов с самыми различными оттенками уважительности: «саин», то есть «уважаемый», а также «ляля», «дадаш», «гага» — близкие к слову «брат». Есть и другие формы обращения — «эфенди», «бек», «дженаб», означающий «господин», и т. д. Многими из них народ пользуется и поныне, не спрашивая на то официального разрешения. По мысли ученого, заменители универсального «муаллим» в языке имеются. И чем шире их применение, тем лучше для общества и обслуживающего его языка.

Предполагая, что его размышления на столь щекотливую, как тогда говорили, идеологическую тему могут быть превратно поняты или ложно интерпретированы, Кашкай в заключение напоминает, что слово «бек» имеет несколько значений. Беком называли и жениха, и уважаемого человека. Когда-то это слово обладало и признаком сословности. Беками назывались люди богатые, знатные. Но общественные перемены выветрили из него оттенок сословности. Он напомнил, что великого Узеира все в Азербайджане называли Узеир-беком, хотя эта приставка в его фамилии и без того указывала на происхождение композитора.

Статья Кашкая в «Коммунисте» имела огромный резонанс. Люди спорили, соглашались частично или полностью с мнением известного ученого. После трехмесячной дискуссии в редакционной статье говорилось: «Мы получили огромное количество писем читателей. Судя по ним, академик М. Кашкай затронул проблему, которая волнует многих. Были высказаны различные мнения. Но с одним согласны все — использование слова «муаллим» в качестве уважительности становится неприемлемым»^{119}

.

Официально же принятых форм для широкого общения граждан как не было, так и нет. Но об этом речь пойдет далее.

Кашкай, как и большинство читателей, считал эту небольшую дискуссию, развернувшуюся на страницах печатного органа Компартии республики, весьма полезной. Так считали и в Академии наук, и в Союзе писателей. Ни сам ученый, ни интеллигентские круги тогда, в начале 1969 года, и представить себе не могли, какие последствия будет иметь в дальнейшей судьбе нашего героя этот, в общем-то, безобидный разговор. Впрочем, размышляя об этике взаимоотношений в азербайджанском обществе, М. Кашкай предлагал их своим соотечественникам совершенно искренне, предлагал в качестве интеллигента, каковым он являлся не только для себя, но и для окружающих. И в этой его позиции не было никакой позы, желания выделиться, чем, кстати, грешили позже национал-революционеры. Про таких, как он, академик Дмитрий Лихачев сказал когда-то знаменитую фразу: «Можно притвориться, что ты не лжец, но невозможно притвориться, что ты интеллигент».

* * *