Мир-Али Кашкай

Произошло это в 1958 году в ходе обсуждения только что вышедшего сборника «Очерки по истории Компартии Азербайджана». На это мероприятие прибыла группа известных ученых из Москвы, которая дружно выразила свое несогласие с некоторыми трактовками событий и героев «очерков». Вот тогда-то и поднялся со своего места Ш. Курбанов. Одна фраза мгновенно прервала карьеру успешного партийного деятеля. Но, как оказалось, ненадолго. Через несколько лет он неожиданно оказался в кресле секретаря по идеологическим вопросам (!), и это новое его восхождение на партийный Олимп ознаменовалось официальным празднованием в Азербайджане древнего праздника — «Новруз байрам».

Так оттепель в Азербайджане вступила в свою вторую фазу, и нет ничего случайного в том, что вслед за партийным идеологом счел нужным вернуться к национальным истокам и академик Кашкай. Может, прямой связи между выступлениями этих двух выдающихся азербайджанских интеллектуалов и не было, но то, о чем писал, размышляя об этических традициях своего народа М. Кашкай, вполне вписывалось в общий контекст духовной раскрепощенности, которая утверждалась в азербайджанском обществе.

…В то лето ждали перемен и в Академии. Было ясно, что тяжело заболевший президент Рустам Исмайлов в свой кабинет больше не вернется.

Наиболее вероятной кандидатурой на этот пост в научных кругах, да и в более широких интеллигентских слоях общества, рассматривался Мир-Али Кашкай. Его научное творчество, активное участие в Пагуошском движении снискали ему международное признание, любовь и уважение не только среди ученых, но и простых людей едва ли не во всех, даже самых отдаленных, уголках азербайджанской земли, которую он в буквальном смысле этих слов исходил и объездил во время своих многолетних экспедиций.

В те годы еще сильно было уважение к отцам-основателям Академии, и Кашкай воспринимался многими как символ преемственности, как фигура, способная сохранить, сберечь и продолжить демократические традиции. Благодаря им Академия и сохраняла какие-то признаки автономии. Еще живы были ученые, которые помнили, что Мир-Касимов, Мамедалиев, Кашкай умели своим авторитетом ограждать мир науки от грубого партийного окрика.

Словом, для многих ученых М. Кашкай с учетом его интеллигентности, даже утонченности во взаимоотношениях, мягкого характера и твердых убеждений, представлялся желанным руководителем. В самой Академии еще помнили порядки и нравы, царившие при Мир-Касимове, Мамедалиеве. Кашкай был одним из той знаменитой «могучей кучки», как когда-то назвал своих единомышленников академик И. Ибрагимов.

Хотели видеть Кашкая во главе АН Азербайджана и влиятельные силы из Академии наук СССР. Желали настолько, что министр геологии СССР, академик А. В. Сидоренко, счел нужным как-то при встрече с Г. Алиевым поинтересоваться, кого рассматривают в Баку в качестве нового президента Академии наук (дело было после кончины Р. Исмайлова).

— Трудно с кадрами вообще и научными в частности, — уклончиво ответил партийный руководитель. — До нас никто и не думал о резерве. Надо поискать, взвесить, обдумать…

Министр по роду своей работы хорошо знал, каким резервом располагает одна только геологическая школа республики, но знал также и то, что с партийными вождями спорить не стоит. И тем не менее посчитал необходимым сказать на прощание: «Вам особенно искать и не надо. Мир-Али Кашкай — готовый президент Академии наук Азербайджана. В нем есть все, что вполне соответствует провозглашаемым вами принципам: настоящий ученый, пользуется союзным, международным авторитетом и признанием. Человек, которого называют отцом геологической школы, не может не обладать способностями организатора науки. И последнее: его любят в народе. Он интеллигентен, честен и неподкупен».

Своеобразие ситуации придавало то обстоятельство, что наш герой ни раньше, ни тогда особенно и не рвался занять пост президента. Никаких усилий не прилагал он и к тому, чтобы привлечь внимание руководства к своей персоне как вероятному кандидату. Чтобы уверенно двигаться вверх по карьерной лестнице, надо было заводить нужные знакомства во властных кругах, двигать своих, придерживать соперников, умело использовать в своих интересах интриги, столь популярные в околонаучной среде. Ни в чем таком не был замечен Кашкай. Не нуждался он и в усилении своего административного влияния — положение академика-секретаря позволяло ему руководить всей академической работой в полном объеме. Как ученый, он находился в расцвете сил и к тому времени был поглощен работой над монографией по алунитам.

Как бы там ни было, но кандидатура президента Академии наук Азербайджана подбиралась партийным руководством. Нельзя сказать, чтобы этот выбор был всегда удачен. Но можно твердо утверждать, что в большинстве случаев фигура руководителя Академии ни в научном мире, ни у общественности не вызывала сомнений.

Власть остановила свой выбор на Гасане Абдуллаеве, директоре Института физики.

* * *