Мир-Али Кашкай

С того самого далекого дня гуляет по бакинским интеллектуальным кабинетам молва о предательстве Сталина, не пожелавшего постоять за Южный Азербайджан. Говорят также о причине, побудившей генералиссимуса бросить на произвол судьбы тысячи азербайджанских федаинов, патриотов, политических деятелей, рекрутированных Советским Союзом для развертывания сепаратистского движения в Иране, создания азербайджанской автономии и в конечном счете присоединения ее к Азербайджанской ССР, — ультиматум, направленный Трумэном Сталину. Много лет спустя в одном из зарубежных изданий Кашкай нашел подтверждение этим предположениям в книге ведущего историка США Артура М. Шлезингера. Он даже перевел фрагмент из исследования историка о том, как ультиматум Трумэна заставил Сталина одуматься и в спешном порядке начать вывод войск, окончательно завершенный уже в мае 1946 года.

Любопытно, что М. Кашкай практически до конца своей жизни собирал материалы о военно-политической борьбе за Южный Азербайджан. В отдельной папке у него сложены газетные вырезки, переводы из зарубежных изданий, заявления ТАСС того времени. Подборка материалов начинается с публикации на фарси одной из газет, издававшихся в Тебризе. В ней рассказывается о пребывании в Южном Азербайджане известного азербайджанского ученого Мир-Али Кашкая. Далее — информационные сообщения о событиях в Южном Азербайджане.

Есть тут и отрывок из статьи Трумэна, опубликованный в «Нью-Йорк тайме» в 1957 году, в которой экс-президент США пишет: «Я видел, что Сталину известно о моем приказе командующим наземными, морскими и воздушными силами быть в полной боевой готовности… Когда Сталин отказался вывести войска в установленное время, я известил его, что в противном случае я сам приплыву в Персидский залив»^{84}

.

Нет в этой папке только публикаций о последующих горестных событиях, о тысячах людей, бросившихся вплавь через Араз, сотнях азербайджанцев, погибших в боях с правительственными войсками Ирана, тысячах патриотов, членов демократической партии, замученных в шахских застенках.

Вслед за беженцами, хлынувшими в Советский Азербайджан, в Баку появились Мирза Ибрагимов, С.-Дж. Пишевари, генерал Гулам Яхья, сотни других активистов бывшей азербайджанской автономии. Их всех стали почему-то называть демократами, даже тех, кто были коммунистами. Вернувшись в Баку, они вновь стали членами своих партийных организаций. Кашкаю не терпелось познакомиться с Пишевари, поговорить о потерпевшей фиаско революции азербайджанцев. Мирза Ибрагимов пообещал: «Скоро соберемся вместе. Нам сейчас не до воспоминаний — надо размещать, обустраивать беженцев».

Этому обещанию писателя, друга Кашкая, не суждено было сбыться. Осенью 1947 года машина Пишевари, возвращавшегося из Гянджи, врезалась в каменную глыбу у евлах-ского моста — водитель задремал. Гулам Яхья, находившийся на переднем сиденье, чудом остался жив, хотя и получил тяжелейшие увечья. Ушибами и ранами отделался офицер-чекист Нури Кулиев, тот самый, который еще недавно в Тебризе числился вице-консулом, являясь одной из ключевых фигур советской резидентуры в Южном Азербайджане. Сеид-Джафара Пишевари срочно доставили в евлахскую больницу, где Салман Самедов, замминистра здравоохранения республики, случайно оказавшийся в Евлахе, настоял на хирургической операции. Она закончилась кончиной этого удивительного человека, единственного азербайджанца — коминтерновца, с чьим мнением считался Багиров и которому в начале иранского кризиса счел нужным направить личное письмо сам Сталин.

Иранская страница в биографии Мир-Али Кашкая, так удачно начатая, завершилась куда как печально. Обстоятельства вторглись в его жизнь, неумолимо перечеркнув его юношеское кредо — никогда не ввязываться в политику. Он был вынужден изменить своему святому правилу. Возможно, исход азербайджанцев из Ирана, гибель Пишевари и прощание с мечтой о едином азербайджанском народе были суровой расплатой за эту измену. А может, предостережением судьбы?

Крушение Южного Азербайджана было одним из самых больших разочарований в жизни Мир-Али Кашкая. Он помогал как мог «демократам», поступившим на работу в Академию наук, устраивал их детей на геофак. В те дни он еще не знал, что судьба готовит для него и его страны еще один удар, что его ждет разочарование в политике властей, которые оставят новый рубец на его, уже уставшем от политических потрясений, сердце.