Та простояла на коленях всю службу, не прислушиваясь к псалмам, очевидно погруженная в собственную молитву. Может, она молила Всевышнего отпустить Марку грехи и упокоить с миром, хотя, насколько Керис знала, ткач вовсе не был завзятым грешником. Скорее всего вдова просила Марка помочь осиротевшему семейству с того света. Она намеревалась и дальше заниматься сукноделием, взяв в подручные двоих старших детей. Такое часто случалось, когда мастер умирал и оставлял после себя вдову и прибыльное дело. Но все-таки Медж ощущала, похоже, потребность испросить благословение у усопшего.
Впрочем, подобное объяснение тоже не вполне удовлетворило Керис. В позе Медж ощущался некий застывший порыв, некое сильное чувство, будто она молила небеса даровать ей нечто крайне важное.
Когда служба закончилась и монахи с монахинями вереницей потянулись к выходу, Керис отделилась от них и двинулась по просторному сумрачному нефу в направлении свечи. При звуке шагов Медж встала. Узнав Керис, она заговорила, и в ее словах звучал упрек:
– Марк ведь умер от чумы?
Так вот в чем дело.
– Думаю, да.
– Ты мне этого не сказала.
– Я не была уверена и не хотела пугать догадками ни тебя, ни весь город.
– Говорят, хворь уже добралась до Бристоля.
Значит, по городу поползли слухи.
– И до Лондона, – ответила Керис, поскольку слышала об этом от одного паломника.
– Что с нами будет?
Монахиня почувствовала укол в сердце, но все же солгала:
– Не знаю.
– Говорят, болезнь передается от одного человека к другому.
– Так передается множество болезней.
Медж вдруг словно обмякла и бросила на Керис умоляющий взгляд, от чего у монахини стало очень горько на душе.
– Мои дети умрут? – тихо, почти шепотом спросила она.
– Чумой заболели Мерфин и его жена. Сильвия и все ее родные умерли, а Мерфин выздоровел. Лолла вообще не подцепила заразу.
– Значит, мои дети не заболеют?
Этого Керис не говорила.
– Такой возможности нельзя исключать. Может, один заболеет, а остальные нет.
Вдова не отступалась. Как и большинство больных, она требовала точных ответов.
– Что я могу для них сделать?
Керис посмотрела на изображение Христа.
– Ты и так делаешь все, что можно.
Она почувствовала, что теряет самообладание, и поспешила выйти из собора, глотая слезы, посидела немного во дворике, чтобы справиться с чувствами, а затем направилась в госпиталь, как всегда в это время суток.
Мэйр видно не было. Может, ее позвали к больному в город. Керис взялась за работу: проследила, чтобы всех накормили завтраком, убедилась, что полы подметены, осмотрела больных. Эти занятия несколько облегчили боль после разговора с Медж. Потом прочитала псалом Старушке Юлии. Когда со всеми повседневными делами было покончено, а Мэйр так и не появилась, Керис отправилась ее искать.
Мэйр лежала лицом вниз на своей постели в дормитории. Сердце Керис тревожно забилось.
– Мэйр! Ты здорова?
Монахиня перевернулась на спину, бледная как смерть и мокрая от пота, и закашлялась, но не произнесла ни слова.
Керис опустилась на колени и положила ладонь на лоб Мэйр.
– Да у тебя жар. – Она постаралась отогнать накативший липкий страх. – Когда все началось?
– Вчера я кашляла, но спала крепко, утром сама встала. А когда пошла на завтрак, меня вдруг затошнило. Я сбегала в отхожее место, затем вернулась сюда и прилегла. По-моему, опять заснула… Который час?
– Сейчас зазвонит колокол к службе третьего часа. Ты не виновата.
Керис убеждала себя, что это скорее всего обычная простуда. Прощупала шею Мэйр, приспустила ворот балахона.
Мэйр слабо улыбнулась.
– Хочешь осмотреть мою грудь?
– Да.
– Все вы, монашки, одинаковые.
Сыпи Керис не увидела. Может, и вправду обычная простуда?
– У тебя где-нибудь болит?
– Очень сильно саднит под мышкой.
Это мало о чем говорило. Болезненные вздутия под мышками возникали при множестве болезней, не только при чуме.
– Идем-ка в госпиталь.
Когда Мэйр приподняла голову, Керис увидела на подушке пятна крови.
Ее как будто кто-то ударил. Марк-ткач тоже кашлял кровью. А Мэйр первая ухаживала за Марком: ходила к нему в дом за день до Керис.
Керис подавила страх и помогла сестре подняться. На глаза наворачивались слезы, но приходилось быть сильной. Мэйр приобняла Керис за пояс и положила голову на плечо, словно ей требовалась опора, чтобы переставлять ноги. Керис не стала отстраняться. Они спустились по лестнице и через женский дворик двинулись к госпиталю.
Керис уложила Мэйр на тюфяк возле алтаря, принесла из фонтана во дворике кружку холодной воды. Девушка жадно выпила, а Керис омыла ее лицо и шею розовой водой. Спустя какое-то время Мэйр вроде бы заснула.
Прозвонил колокол к службе третьего часа. Керис обыкновенно пропускала эту службу, но сегодня почувствовала, что ей нужно успокоиться и сосредоточиться, и присоединилась к веренице монахинь, направлявшихся в собор. Старые серые камни казались особенно холодными и жесткими. Керис пела вместе со всеми, хотя в ее душе бушевала буря.
У Мэйр чума. Сыпи нет, но налицо все остальное – жар, жажда, кашель с кровью. Она может умереть.