Мир без конца

Наконец Марк содрогнулся, кровь хлынула у него изо рта, обмяк, замер и перестал дышать.

Дора громко зарыдала. Сыновья изо всех сил пытались сдержать слезы. Медж плакала почти беззвучно.

– Это был самый лучший мужчина на свете, – проговорила она, обращаясь к Керис. – Почему Господь забрал его?

Керис сама едва справлялась с горем, хотя ее утрата не шла ни в какое сравнение с их потерей. Она не знала, почему Всевышний так часто забирает лучших, а худших оставляет жить и творить зло. Сама мысль о благодетельном божестве, наблюдающем за каждым человеком, казалась нелепой в подобные мгновения. Священники утверждали, что болезни посылаются небом за грехи. Марк и Медж любили друг друга, заботились о детях и усердно трудились; за что же их наказывать?

Ответа на вопросы веры не существовало, и Керис поспешила заняться неотложными делами. Хворь Марка изрядно ее обеспокоила, и она поняла, что Мерфину об этой болезни что-то известно. Проглотив слезы, она первым делом отправила Медж с детьми домой отдохнуть, велела монахиням подготовить тело к погребению и сказала Мерфину:

– Мне нужно с тобой поговорить.

– А мне с тобой.

Керис заметила, что Мерфин чуть ли не дрожит от страха. Такое случалось нечасто, и она испугалась еще больше.

– Идем в собор.

На соборной лужайке дул зимний ветер. Ночь стояла ясная, звезды светили ярко. Братья в алтаре готовились к утренней службе Всех Святых. Керис и Мерфин встали в северо-западном углу нефа, подальше от монахов, чтобы их никто не услышал. Дрожа и кутаясь в накидку, Керис спросила:

– Ты знаешь, отчего умер Марк?

Мерфин судорожно выдохнул.

– Чума. La moria grande.

Керис кивнула. Именно этого она опасалась. На всякий случай уточнила:

– Откуда ты знаешь?

– Марк ездил в Мелкум, встречался с моряками из Бордо, а там улицы завалены трупами.

– Да, он только что вернулся. – Ей отчаянно не хотелось верить Мерфину. – Но почему ты уверен, что это чума?

– Все признаки налицо: жар, лилово-черная сыпь, кровотечение, бубоны под мышками, а самое главное – жажда. Господи, как мне это знакомо! Я ведь один из немногих, кто выжил. Почти все умирают за пять дней, часто быстрее.

Керис вдруг почудилось, что настал судный день. До нее доходили жуткие вести из Италии и Южной Франции, где вымирали целые семьи, где непогребенные тела гнили на пустынных городских площадях, где осиротевшие малыши с плачем ползали по улицам, а скот в заброшенных деревнях дох без присмотра. Неужели это все постигнет Кингсбридж?

– Что делают итальянские врачи?

– Молятся, поют гимны, пускают кровь, прописывают свои любимые лекарства и дерут втридорога. Что они ни делают, все напрасно.

Они стояли вплотную друг к другу, говорили вполголоса. В слабом свете свечей с алтаря Керис видела лицо Мерфина. Тот смотрел на нее непривычно пристально. Казалось, он чем-то сильно взволнован, и это что-то – вовсе не скорбь по Марку. Нет, его чувство имеет отношение к ней.

Она спросила:

– Каковы вообще итальянские врачи, если сравнивать с нашими?

– После мусульман они считаются самыми сведущими. Они даже режут мертвые тела, чтобы побольше узнать о болезнях. Но ни один из них не вылечил никого от чумы.

Керис отказывалась мириться с полной безнадежностью его слов.

– Но что-то же можно сделать!

– Увы. Вылечить от чумы нельзя, хотя некоторые считают, что ее можно избежать.

– Как? – тут же вскинулась монахиня.

– Похоже, она передается от человека человеку.

Керис кивнула.

– Как и большинство болезней.

– Обычно если в семье кто-то заболевает, за ним сваливаются остальные. Чем ближе к больному, тем опаснее.

– Разумно. Некоторые вообще утверждают, что заболеть можно, посмотрев на больного.

– Во Флоренции монахини советовали нам по возможности не выходить из дома, избегать скоплений людей, рынков, заседаний гильдий, вообще всяких собраний.

– А церковные службы?

– Нет, этого они не говорили, хотя многие не ходили и в храмы.

Эти слова отвечали давним мыслям Керис. В ее сердце снова вспыхнула надежда. А вдруг она сможет предотвратить чуму?

– А что сами монахини, врачи, люди, которые вынуждены соприкасаться с больными?

– Священники отказывались принимать исповедь шепотом, чтобы не быть слишком близко к больным. Сестры в госпиталях надевали полотняные повязки на рот и нос, чтобы не дышать тем же воздухом. Знаю, что кое-кто мыл руки уксусом. Священники-врачи уверяли, что все эти средства бессильны, и многие уехали из города.

– Что, действительно не помогло?

– Трудно сказать. Ни одна из мер предосторожности толком не применялась до тех пор, пока чума не развернулась в полную силу. Но и тогда общего порядка не было, каждый пробовал что-то свое.

– Все-таки нужно попытаться.

Мерфин кивнул, помолчал и добавил:

– Есть заведомо надежное средство.

– Какое?

– Бежать. – Керис поняла, что он уже давно собирался это сказать. – Даже присловье разошлось: уезжай как можно раньше, как можно дальше и надолго. Те, кто так поступил, не заболели.

– Мы не можем уехать.

– Почему?

– Не говори глупостей. В Кингсбридже шесть или семь тысяч человек – все не уедут. Куда им деваться?