Керис пребывала в полнейшем смятении. Неужели ничего нельзя сделать? Чума распространялась быстро и не ведала пощады. Все будто очутились в тюрьме и гадали, кому следующему выпадет отправиться на виселицу. Неужто Кингсбридж превратится в подобие Флоренции и Бордо, где трупы валяются на улицах? В ближайшее воскресенье перед собором должен открыться рынок. Придут сотни людей из окрестных деревень, смешаются с горожанами в церквях и тавернах. Сколько вернутся домой смертельно больными? В такие мгновения, испытывая мучительную беспомощность, Керис понимала, почему люди, бывает, опускают руки и отдаются на волю случая, приговаривая, что все во власти духов. Впрочем, это не для нее.
Когда умирал кто-то из братии или сестер, проводилась особая поминальная служба: монахи и монахини молились о душе усопшего. Мэйр и Старушку Юлию все любили: Юлиану – за доброе сердце, а Мэйр – за красоту. Многие сестры плакали. Хоронили усопших заодно с детьми Медж, и на кладбище собралось несколько сотен горожан. Сама Медж не вставала с тюфяка в госпитале.
Под серым, как шифер, небом Керис почудилось, будто она ловит запах снега в порывах студеного северного ветра. Брат Иосиф прочел молитву, и шесть гробов опустили в землю.
Кто-то из толпы задал вопрос, мучивший всех:
– Брат Иосиф, мы все умрем?
Иосиф среди монахов-врачей пользовался наибольшим уважением. Стоявший на пороге шестидесятилетия, лишившийся зубов, он был рассудителен, но держался нисколько не спесиво.
– Да, друг, мы все умрем, – ответил он, – но лишь Господу ведомо, когда именно. Потому нужно каждый миг быть готовым к встрече со Всевышним.
Бетти Бакстер, охочая до расспросов, уточнила:
– Как нам справиться с чумою? Это ведь чума, так?
– Лучшая защита – молитва, – сказал Иосиф. – Если Господу будет угодно вас забрать, идите в храм и исповедуйтесь в своих грехах.
Бетти не удовлетворилась таким ответом.
– Мерфин говорит, что во Флоренции люди сидели по домам, чтобы не сталкиваться с больными. Это правильно?
– Не думаю. Разве флорентийцы избегли чумы?
Все повернулись к Мерфину, который стоял поблизости, с Лоллой на руках.
– Нет, не избегли, – отозвался тот. – Но в противном случае могло умереть еще больше людей.
Иосиф покачал головой.
– Если отсиживаться дома, вы пропустите службы в церкви. А благочестие – лучшее лекарство.
Керис поняла, что не в силах далее молчать.
– Чума передается от человека к человеку, – бросила она сердито. – Если избегать встреч с другими, можно вовсе не заразиться.
– Теперь женщины подались во врачи! – язвительно заметил приор Годвин.
Керис не обратила на него внимания.
– Нужно отменить рынок. Это спасет много жизней.
– Отменить рынок! – снисходительно повторил настоятель. – Как же нам это сделать, сестра? Разослать гонцов во все деревни?
– Запереть городские ворота, – ответила Керис. – Перекрыть мост. Не пускать никого в город.
– Но в городе уже достаточно больных.
– Значит, надо закрыть все таверны. Отменить собрания цехов. Запретить созывать гостей на свадьбы.
– Во Флоренции отменили даже заседания городского совета, – вставил Мерфин.
– А как же работать? – спросил Элфрик.
– Будешь работать – умрешь, – отрезала Керис. – Сам умрешь и жену с детьми с собою заберешь. Выбирай.
– Мне не хочется закрывать торговлю, – проговорила Бетти Бакстер. – Я потеряю много денег, но сделаю это, чтобы спасти свою жизнь. – Керис было порадовалась, но Бетти не преминула спросить: – А что говорят врачи? Они знают лучше всех.
Керис испустила стон.
– Чумой Господь карает нас за грехи, – важно промолвил Годвин. – Повсюду властвует порок, процветают ересь, распущенность и непочтительность. Мужчины сомневаются в мудрости правителей, женщины тешат похоть, дети не слушаются родителей. Господь разгневался, а он во гневе страшен. Не пытайтесь избежать справедливой кары! Она настигнет вас, где бы вы ни прятались.
– Что же нам делать?
– Если хотите жить, ступайте в храм, исповедуйтесь, молитесь и ведите достойную жизнь.
Керис знала, что спорить бесполезно, но все же не сдержалась:
– Умирающий от голода должен идти в храм? А если у него нет сил?
Мать Сесилия одернула ее:
– Сестра Керис, прошу, замолчи.
– Можно спасти столько…
– Хватит.
– Это вопрос жизни и смерти!
Настоятельница понизила голос:
– Никто тебя не слушает. Прекрати.
Керис понимала, что Сесилия права, – поэтому, сколько ни спорь, люди будут слушать священников и монахов, она закусила губу и умолкла.
Карл Слепой затянул гимн, и монахи вереницей потянулись обратно к собору. За ними последовали монахини, и толпа рассосалась.
Когда вышли из собора во дворик, мать Сесилия чихнула.
Каждый вечер Мерфин, укладывая Лоллу спать, пел, читал стихи или рассказывал сказки, а дочка задавала ему вопросы, странные, неожиданные для трехлетней девочки – то совсем детские, то серьезные, то смешные.
Сегодня, пока он пел колыбельную, малышка расплакалась.
Мерфин спросил, что случилось.
– Почему умерла Дора? – проскулила Лолла.
Она сильно привязалась к дочери Медж. Девочки проводили вместе много времени, играли и заплетали друг другу косички.
– У нее была чума, – ответил Мерфин.