Мир без Стругацких

(синяя тетрадь)

Пурга затихает к утру, тайга посапывает, словно медвежонок, до побудки остаётся всего полтора часа, полтора часа тяжёлого, неспокойного, подневольного сна. Зэки спят, натянув на лицо бушлаты, спят отчаянно и безнадёжно, словно это их последний, предсмертный сон; спит лагерная вохра, спит таким же жадным, тревожным сном, будто сон – это болезнь, и они подцепили её у своих подопечных, своих рабов, своих врагов, у тех, кого должны охранять, в кого должны стрелять при побеге, при одном подозрении – шаг вправо или влево; вохровцы спят как зэки, а начальники спят, как все начальники мира, ответственным, серьёзным, представительным сном; спят их жирные щёки, их блестящие лысины, спят их усы – густые, но, конечно, не такие густые, как у Самого, спят их брови – спят и видят во сне, что когда-нибудь на смену Усатому придёт Бровастый…

(в этом месте Семён Львович восемь часов назад захлопнул тетрадь, но сейчас он продолжает – четыреста грамм коньяку придают ему смелости)

…спят сапоги, которыми так хорошо бить под ребра; спят собаки, которые так хорошо натасканы на людей, – но сейчас они просто мирно спят, уткнув влажные носы в лапы, замёрзшие за день; спят тачки и лопаты, спят кайла и носилки, спит колючая проволока, спит табельное оружие, спят чернила, спят ручки, которыми так хорошо ставить подпись под приговором; спят ели, спят сосны… неразличимые под снегом деревья спят, словно зэки, натянувшие на лицо бушлаты и даже во сне думающие о побеге. Уснуло всё вокруг – ещё не пора начинать новый доблестный день, ещё осталось целых полтора часа, спит весь исправительно-трудовой лагерь, и только молодой охранник бодрствует на вышке, трёхгранник штыка тускло поблёскивает в свете луны, он ласково проводит по нему левой рукой, а правую суёт под ремень штанов – не таких уж тёплых, как это кажется нам, зэкам. Посвистывая, он поднимает взгляд к небу. Красная звезда – предвестник войны и гибели – подмигивает из тьмы, и он, немного стыдясь, начинает двигать правой рукой, туда-сюда, туда-сюда, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, тяжело дыша и прикрыв глаза, – ну что поделать, дело молодое, природа своего не упустит, давай, не стесняйся, никто тебя не видит, кроме звёзд.

А может, и не только звёзд – потому что именно в этот час, когда, словно дрожь, неподвластная ни воле, ни разуму, четырьмя всадниками проплывают во мгле Тоска, Безнадёжность, Отчаяние и Боль, да, именно в этот час, самый глухой и тёмный, просыпается повелительница зэков, ужас вохры, дарительница смерти… просыпается Та, Которая пьёт нашу кровь и ест нашу плоть… просыпается властительница ночи.

Просыпается Её Величество Белая Вошь.

Но мы никогда не называли её так – у нас был для неё другой титул.

Мы звали её Королевой Материка.