Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

Одновременно королю был представлен еще один билль. Это был в спешке подготовленный билль о запрете роспуска нынешнего парламента без его на то согласия. Он был также подписан королем.

10 мая король подписал билль об опале, который был направлен против его величайшего и верного служителя. Казнь Страффорда была назначена на 12 мая. У короля оставалось совсем немного времени, чтобы что-то предпринять для его спасения. 11 мая он отправил принца Уэльского, молодость которого могла тронуть пэров, просить лордов о милосердии. Но все было напрасно. Напрасным было терзавшее его сожаление, его внезапное осознание той истины, что совесть короля и совесть человека едины и неразделимы. Он поступил неправильно и не мог простить себя.

Это была моральная трагедия для Карла; но он так и не осознал в полной мере чудовищности своей политической ошибки и жестокости своего личного предательства. Он ценил Страффорда как преданного служителя, но никогда не был его другом и не понимал в достаточной мере значимости дела Страффорда в свете конфликта между ним и его парламентом. Приближаясь к одинокому и ужасному концу своей жизни, король, должно быть, не раз говорил себе, что все его страдания постигли его как справедливое наказание за его грех, что он позволил Страффорду умереть. Возможно, он так и не понял, что все случившееся с ним – это логическое следствие ошибочного решения.

Архиепископ Лод, страшно одинокий в Тауэре, понимал это и с горечью признавался в своем дневнике, что король, которому он и Страффорд верно служили, был совсем не достоин этого. Ему довелось увидеть в последний раз своего великого соратника, которого любил и которому доверял. Он вспомнил то далекое время, когда они напряженно работали вместе ради великой мечты. Двум узникам не позволили проститься. Однако Лод, стоя у окна своей камеры в Тауэре, видел, как Страффорд, одетый во все черное, шел на смерть, и дрожащей рукой архиепископ дал ему последнее благословение.

Стоя на эшафоте под теплыми лучами майского солнца перед густой толпой, которая пришла порадоваться его смерти, Страффорд в своем последнем обращении просто сказал о том, что считал непреложной истиной: «Со всей честностью я служил его величеству, и у меня не было иного намерения, как делать все возможное для того, чтобы жил в благоденствии и король, и его народ…»

Эти слова перекликаются с другими его словами, произнесенными за двенадцать лет до того, когда он только занял высокий пост на службе короны: «Я приложу все свои силы, пока буду находиться на этом посту, чтобы добиться процветания суверенного государства и его подданных».

Страффорд не отрекся от своего идеала, но правитель, которому он служил, люди, которые были в его окружении, не оценили его талантов, разрушили все его начинания и извратили его идеал. Потраченная впустую жизнь Страффорда, даже больше, чем его напрасная смерть, – это упрек памяти короля Карла I.

Глава 6. Король и Джон Пим. Лето 1641

В последний раз Страффорд заявил о своих политических взглядах, стоя на эшафоте 12 мая 1641 г. В тот же день палата общин дала разрешение на публикацию литературного наследия покойного сэра Эдуарда Кока, который придерживался противоположных ему взглядов. В палате общин заседали представители того поколения юристов, которое сложилось под сильным влиянием идей Кока. Его труды замалчивали на протяжении последних двенадцати лет, когда уже начал править Карл I, все его рабочие бумаги и заметки были конфискованы, а работа над комментариями к законам Англии, в которых он защищал общее право против преимущественного, была принудительно прервана. Теперь парламент разрешил напечатать вторую часть трактата Кока Institutes of the Laws of England, который содержал комментарии к Великой хартии вольностей.

Кок с неопровержимой логикой применил основные положения 29-й главы хартии к конкретным реалиям своей эпохи. Средневековый правитель приносил своим баронам такую клятву:

«Ни один свободный человек не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору… и по закону страны. Никому не будем отказывать в праве и справедливости».

Кок обнаружил глубокий смысл в этих словах и счел их актуальными. Неопределенность королевского обязательства не позволить «обездолить» любого свободного человека он пояснил достаточно ясно и определенно. Он писал:

«Каждое нарушение закона со стороны правителя-узурпатора – это и есть своего рода „обездоливание“… и это есть самое грубое нарушение, которое совершается под маской правосудия».