Мировая революция. Воспоминания

Эта глава могла бы быть много длиннее, но я скажу еще лишь несколько слов. Если говорить об интервенции и неинтервенции в России (я сам пользуюсь этими терминами), то необходимо различать вмешательство в русские дела при большевистском правительстве (интервенция) и войну с большевиками. То, что союзники не должны были вмешиваться во внутренние дела России, разумеется само собою вследствие международных обычаев; обратно, и большевики не должны были путаться в дела союзнических государств. Однако большевистское учение о пролетарском интернационализме и его задачах было в этом случае важным препятствием. Во всяком случае уже тогда борьба с большевиками была борьбой с официальной Россией: если война с Россией – с большевистской Россией, так как иной не было – была действительно нужна, то было необходимо объявить ее официально и привести причины. Этого, однако, не случилось. Без обиняков признаюсь, что я не одобрял этого недостатка политических формальностей по отношению к большевикам; что касается убеждений, то я был во многом гораздо большим противником большевизма, чем некоторые господа в Париже и в Лондоне. Я размышлял о войне против большевиков и России; я бы присоединился с нашим корпусом к армии, которая была бы способна вести войну с большевиками и немцами и которая защищала бы демократию против большевизма. Для борьбы с большевиками была одна возможность: мобилизация японцев. Но на это не соглашались не только Америка, но и Париж и Лондон. Это стало ясно, когда летом 1918 г. наши легионы попали в конфликт с большевиками, но об этом будет далее.

Кроме того, партийные соотношения в нашей армии при нашей отрезанности должны были склонить нас к нейтралитету. Особенно неуспех и поражения могли разбить единство армии, да и воевали бы мы, вообще говоря, за слишком отрицательную программу. Бой с большевиками казался мне отрицательным еще потому, что русские отрицатели большевизма были между собой несогласны, не представляли себе ясно судеб России и не были способны к организации.

В конце концов, большевики были тоже русскими, для меня Ленин был не менее русским, чем Николай; несмотря на его монгольское происхождение, в нем было больше русской крови, чем у царя.

Здесь же хочу на всякий случай упомянуть о киевском инциденте. Во время борьбы с местными большевиками русский командующий вывел во время моего отсутствия (29 октября) часть II полка против большевиков: это было сделано мошеннически при помощи полковника Мамонтова, который обратился к солдатам будто бы с моим приказом. Макса сейчас же ликвидировал легкомысленный инцидент. При этом происшествии появился на сцену и депутат Дюрих с несколькими безумцами. Я упоминаю об этом факте потому, что им часто пользуются против нас как русские, так и наши большевики.

В интересах исторической правды я должен здесь констатировать, что большевики уже после заключения перемирия (6—15 декабря 1917 г.) и во время переговоров в Брест-Литовске думали о реорганизации русской армии для борьбы с Германией. Троцкий в начале войны написал резкую брошюру против немцев и австрийцев; в феврале 1918 г. он внес предложение в центральный комитет в Петрограде, чтобы добиваться помощи Франции и Англии для реорганизации армии. Ленин этот план одобрил. Я это слышал на месте от достоверных свидетелей; о подробностях ничего не могу сказать. Известно, что и Садуль в феврале 1918 г. сообщал в Париж о желании большевиков получить от союзников помощь для реорганизации войска. Известно, что договор в Брест-Литовске был принят большевиками лишь под сильным давлением Ленина. Троцкого при голосовании не было.

Дальше, я могу привести факт, что в марте, уже после заключения мира, Троцкий вел переговоры с некоторыми представителями союзнических государств, дабы ему помогли привлечь генерала Вертело, возвращавшегося из Румынии со своей военной миссией. Посол Нуланс, бывший тогда в Вологде, очень противился этому плану (об этом факте я узнал уже после своего отъезда из России; не могу сказать, как ко всему этому относился Ленин).

О переговорах Троцкого с Нулансом и об обещании американского посла я уже говорил. В связи с этим может быть сказано, что у Бахмача большевики сражались вместе с нами против немцев; это были, однако, большевики украинские, и их незначительное участие проистекало не из обдуманного антинемецкого плана, но из случайного стечения обстоятельств.

Я знал хорошо антинемецкое настроение Советов и следил за ним; о течении дел у меня были достоверные сведения. Само собой разумеется, что я тоже считался с этим настроением большевиков и по этой причине не гнал их в объятия немцев нашими войсками. И еще: в этом настроении большевиков я черпал надежду, что они не будут чинить препятствий нашим солдатам на пути по России и Сибири.