Миры и столкновенья Осипа Мандельштама

Игла сравнивается с посохом. И у Мандельштама, и у Хлебникова посох как сердцевина поэтического бытия и ось мира подобен Адмиралтейской игле. Далее в хлебниковском тексте следуют два гимна – молодости, могуществу и уму человека, множеству “Мы”, знаком которых является буква М:

« З а н г е з и. К Эм, этой северной звезде человечества, этому стожару всех стогов веры, – наши пути. ‹…› Так мы пришли из владений ума в замок “Могу”. ‹…›

Г о р ы, д а л ь н и е г о р ы: “Могу!”

З а н г е з и. Слышите, горы расписались в вашей клятве. Слышите этот гордый росчерк гор – “Могу!” – на выданном вами денежном знаке?» (III, 338-339).

Мироздание вращается вокруг оси могущественного “М” (или “мыслете” в ее кириллическом назывании). Горы своим рифменным эхом оставляют на денежном знаке свой звуковой росчерк – сигнал на ассигнации, тысячекратно увеличивая цену людского могущества. Буйная геологическая складчатость ландшафта свидетельствует о молодости мира, питает его мозг. У Волошина: “Наплывы лавы бурые, как воск, / И даль равнин, как обнаженный мозг…”.

Космологическая игла хлебниковского фонографа вырезает на поверхности земли-мозга бесконечные зазубрины буквы “М” – горы. Стожары – это созвездия Большой и Малой Медведицы с Полярной звездой в центре. Стожар – это кол, шест, вокруг которого ставят стог. Этот шест и подпирает приставную лесенку Мандельштама. Адмиралтейская игла ориентирована по вертикали Полярной звезды и стожара, что будет неимоверно важно для Пастернака.

Хлебников понятен. Это не авангардистская абракадабра и не мистериальное шаманство. Он трудно, медленно, но – понятен. У него нет зауми как таковой. Его “заумный сон” если и порождает чудовищ разума, то только сознанием читателей. Все корневые, буквенные, словотворческие выдумки и построения логически, математически и опытно выверены, имеют совершенно конкретную мотивировку и подоплеку. Отсутствие композиции и полное равнодушие поэта к целому – еще один исследовательский миф.

В своей “персидской”, конца 1921 – начала 1922 гг. поэме, имевшей два названия – “Тиран без Т” или “Труба Гуль-муллы”, Хлебников пишет:

Пила белых гор. Пела моряна.

Землею напета пластина.

(I, 236)

Поэт-дервиш, гуль-мулла (“священник цветов”) ступает по древней земле Персии и для ее освобождения от тиранов раздувает огонь для курительной трубки – младшей сестры граммофонной трубы земли. (Мандельштам и здесь не отстает от Хлебникова.) В 1916 году уже прозвучала “Труба марсиан”, воззвание от имени молодых изобретателей – новых Гауссов, Лобачевских и Монгольфьеров. Новый Эдисон языка, Хлебников подробно описывает работу огромного поэтического граммофона в поэме “Шествие осеней Пятигорска” (1922):

Опустило солнце осеннееСвой золотой и теплый посох ‹…›Лишь золотые трупики ветокМечутся дико и тянутся к людям:“Не надо делений, не надо меток,

Вы были нами, мы вами будем”. ‹…›Грозя убийцы лезвеем,Трикратною смутною бритвой,Горбились серые горы:Дремали здесь мертвые битвыС высохшей кровью пены и пана.Это Бештау грубой кривой,В всплесках камней свободней разбоя,Похожий на запись далекого звука,

На А или У в передаче иглой ‹…›На записи голоса,На почерке звука жили пустынники.В светлом бору, в чаще малинникаСлушать зарянокИ желтых овсянок.Жилою былаГорная голоса запись. ‹…›Здесь кипучие ключи

Человеческое горе, человеческие слезыТопят бурно в смех и пение.Сколько собак,Художники серой своей головы,Стерегут Пятигорск.В меху облаковДве Жучки,Курган Золотой, Машук и Дубравный.В черные ноздри их кто поцелует? Вскочат, лапы комуна плечо положив?