Борьба между началами добра и зла не должна была длиться до бесконечности; когда истекут назначенные для нее века, насланные Ахриманом бедствия возвестят о конце света[93]. Чудесный бык, подобный быку первобытных времен, вновь появится тогда на земле, и Митра снова убьет его и воскресит людей. Все тогда восстанут из своих могил, и обретут свой прежний облик, и узнают друг друга. Все человечество объединится в одно великое собрание, и бог истины отделит дурных от благих. Затем он произведет заклание высшей жертвы — божественного быка, смешает его тук с освященным вином и даст праведным выпить этого чудесного напитка, который дарует им бессмертие. Тогда Юпитер-Оромазд, уступая мольбам снискавших блаженство, заставит пасть с небес всепожирающий огонь, который уничтожит всех злобствующих. Поражение духа тьмы свершится окончательно во всеобщем пожаре. Ахриман и его нечистые демоны погибнут, и обновленная вселенная вкусит вечное наслаждение совершенным блаженством.
Нас, ни в коем мере не затронутых этой милостью, могла бы привести в замешательство непоследовательность и абсурдность этого свода доктрин в том виде, в каком он был нами реконструирован. Наивная и в то же время надуманная теология соединила в нем первобытные мифы, в которых еще просвечивают следы натуралистического мировоззрения, с астрологической системой, чары рационализма которой могут лишь выдать ее исконную фальшь. Все несуразности древних политеистических верований сосуществуют в нем рядом с философскими теориями о развитии вселенной и предназначении человека. Здесь совершенно явно видна несогласованность между традицией и рефлексией, и вдвойне очевидной ее делает антиномическое противоречие между доктриной фатализма и верой в действенную силу молитвы и в необходимость культовых отправлений[94]. Но эту религию, не более чем любую другую, следует рассматривать с точки зрения ее метафизической истинности. И препарировать этот окоченевший труп с тем, чтобы констатировать внутренние изъяны его организма, было бы неподобающим делом в наши дни. Смысл для нас состоит лишь в том, чтобы понять, как существовал и развивался митраизм и каким образом ему чуть было не удалось завоевать мировую империю.
Своим успехом он, безусловно, в значительной мере обязан нравственной стороне своего учения, в высшей степени располагавшей к постоянной активности. В эпоху идейного разброда и расслабленности посвященные в мистерии находили в ее предписаниях и опору, и действенный стимул. Убежденности в том, что адепт этого учения вступает в ряды священного воинства, облеченного миссией вместе с благим началом вести борьбу с силами зла, было вполне достаточно для того, чтобы вызвать в нем благочестивое рвение и превратить его в горячего сторонника.
Мистерии обладали и еще одним мощным средством воздействия на людские чувства, подпитывая некоторые из наиболее возвышенных человеческих устремлений: жажду бессмертия и восстановления окончательной справедливости. Надежды на загробную жизнь, которые эта религия внушала своим посвященным, являлись одним из секретов ее могущества в эти смутные времена, когда душу всякого человека снедал страх потустороннего.
Однако многие секты открывали перед своими адептами достаточно утешительные перспективы будущей жизни. Особая привлекательная сила митраизма заключалась в еще одном качестве его вероучительной системы. Последнее вполне отвечало чаяниям просвещенного ума и доходило до сердца простого народа. Апофеоз Времени, как первичной Причины, и обожествление Солнца, его осязаемого воплощения, которое поддерживает тепло жизни на Земле, являлись концепциями в высшей степени философскими. Культ почитания Планет и Созвездий, чье движение определяло ход земных событий, четырех Стихий, бесконечные формы сочетаний которых образовывали все природные феномены, сводился в целом к поклонению началам и перводвигателям, познанным античной наукой, и теология мистерий в этом отношении служила лишь формой религиозного представления римской физики и астрономии [95].