Мистерии Митры

Эта торжественная церемония, по-видимому, носила название «таинства-присяги» (sacramentum) [24], поскольку неофита приводили к присяге, и он приближался по статусу к завербованному в армию новобранцу. Прежде всего, кандидат брал на себя обязательство не разглашать учение и обряды, которые должны быть ему открыты, но от него требовали и других, особых зароков. Так, члену секты, добивавшемуся титула Воина, подносили венец на мече. Он отводил его рукой к себе на плечо, говоря при этом, что Митра — его единственный венец[25]. С этого момента он более никогда не носил его, ни на пиршествах, ни даже если ему присуждали его в качестве военной награды, и отвечал тем, кто ему предлагал его: «Он принадлежит моему богу», то есть непобедимому божеству [26].

Мы так же плохо знаем богослужение семи митраистских посвящений, как и догматические наставления, которыми они сопровождались. Тем не менее нам известно, что, в соответствии со старой иранской обрядовой системой, неофитам предписывалось совершать многочисленные омовения, своего рода крещение, которое призвано было смыть с них нравственную нечистоту[27]. Так же, как и в некоторых гностических сектах, очищение, несомненно, оказывало различное воздействие на каждой ступени посвящения, и оно, в зависимости от ситуации, могло представлять собой либо простое окропление освященной водой, либо настоящее омовение, как в культе Изиды.

Тертуллиан также сопоставляет христианскую конфирмацию с церемонией, в которой «воину ставили знак на лбу»[28]. Тем не менее, знак, или печать, которую налагали на чело, по-видимому, представлял собой не помазание, как в христианской литургии, а метку, вырезанную на куске раскаленного железа[29], подобную той, которую прикладывали рекрутам в армии, прежде чем привести их к присяге. Такой неизгладимый отпечаток увековечивал память о торжественной церемонии, посредством которой адепт принимал на себя обет служения своему богу в своего рода рыцарском ордене, каковым являлся митраизм. При переходе в разряд Львов требовались новые очистительные процедуры, но поскольку этот зверь служил эмблемой огненного начала (с. 154), во время совершения этого обряда не пользовались водой — элементом, враждебным огню, и, дабы предохранить посвящаемого от всякого порока и греха, ему на руки лили мед и смазывали им язык [30], подобно тому как по обычаю поступали с новорожденным. Тот же самый мед, ценимый за его предохранительные свойства, предлагался и Персу, как сообщает Порфирий[31]; и этому продукту, по-видимому, действительно приписывали чудесные свойства, так как считалось, что он возникает под влиянием Луны. Согласно древним представлениям, он был пищей блаженных, и употребление его неофитом делало того равным божеству [32].

В маздеистском богослужении жрец освящал хлебы и воду, которую смешивал с приготовленным им пленительным соком Хаома, и использовал эту пищу в ходе жертвоприношения[33]. Эти древние обряды сохранились и в митраистских церемониях посвящения; с той единственной разницей, что Хаома, растение неизвестное на Западе, заменялся виноградным соком [34]. Перед участником мистерии клали хлеб и ставили чашу, наполненную водой, над которой жрец произносил священные формулы. Такое причащение хлебом и водой, к которой, несомненно, примешивали затем вино, сравнивается церковными писателями с христианским причастием[35]. Как к таковому, к нему допускали только после длительного периода ученичества. Возможно даже, что только посвященные, достигшие степени «Львов», имели право принять его, и именно по этой причине им давали наименование «Участников». Один любопытный барельеф из Далмации демонстрирует нам эту священную трапезу (рис. 21).

Перед двумя персонажами, простершимися на ложе с подушками, стоит тренога с четырьмя маленькими хлебцами, на каждом из которых проведены две перекрещивающиеся бороздки, чтобы их можно было разломать[36]. Вокруг вышеупомянутых персонажей толпятся посвященные разных уровней, и один из них, Перс, подает им рог для питья, в то время как другой ритон находится в руках одного из приглашенных. Эти трапезы очевидно являлись ритуальным воспоминанием о пиршестве, которое Митра устроил совместно с Солнцем перед своим вознесением[37]. От этих мистических пиров, в особенности от принятия освященного вина, ожидали сверхъестественного результата: хмельной напиток не только давал телесную крепость и материальное процветание, но и даровал духовную мудрость; он придавал неофиту силы, необходимые для сражения со злыми духами и даже более того — обеспечивал ему, подобно его богу, славное бессмертие[38]. Благодаря таинственному свойству божественной пищи, верующий возвышался над своим человеческим состоянием, и по ту сторону роковой черты смерти ему было обеспечено блаженство [39].