Младший брат

– Придется тебе смириться с фактом, что с недавних пор наш мир стал совсем другим. Ты, конечно, имеешь полное право высказывать свое мнение, но при этом будь готов отвечать за последствия таких дискуссий. Ты обязан учитывать, что вокруг тебя есть люди, которым очень больно и они не желают обсуждать тонкости конституционного законодательства, когда под угрозой находится их жизнь. Мы все сейчас в одной лодке, и, пока не закончится шторм, никого не интересует, добрый у нас капитан или злой.

Ну и бред! Я с трудом сдержал рвущийся из груди горький вздох.

– Папа, мне на две недели заданы целых четыре сочинения на темы моего родного города. Одно по истории, другое по обществознанию, третье по литературе, четвертое по физике. Так что проторчать в четырех стенах перед телевизором мне вряд ли удастся.

Отец окинул меня суровым взглядом, словно подозревал в чем-то нехорошем, потом кивнул. Я пожелал родителям спокойной ночи и поднялся к себе. Включил иксбокс, открыл текстовый редактор и принялся набрасывать основные идеи для сочинений. Почему бы и нет? Все лучше, чем сидеть без дела.

* * *

Потом мы допоздна переписывались с Энджи. Она всей душой сочувствовала мне и вызвалась помочь с сочинениями, если завтра вечером я встречу ее после уроков. Энджи училась в одной школе с Ванессой, поэтому я знал, куда ехать, – далеко, в Ист-Бэй, там я не бывал с тех пор, как прогремели взрывы.

Я искренне радовался, что снова увижу Энджи. Каждый вечер после той злополучной тусовки меня перед сном мучили два воспоминания о том, что случилось, когда мы стояли у колонны возле входа в церковь: видение толпы, напирающей на полицейские шеренги, и ощущение ее теплой, упругой груди в моих ладонях под ее футболкой. Она была потрясающая. Ни одна из моих прежних знакомых не была такой инициативной. Обычно бывало так: я распускал руки, а меня отталкивали. А с Энджи я чувствовал, что она хочет того же, что и я. Эта мысль дразнила и терзала.

Той ночью я спал как убитый, и мне снилось, что могло бы произойти между мной и Энджи, очутись мы в каком-нибудь уединенном местечке.

На следующий день я засел за работу над сочинениями. Сан-Франциско – город многогранный, здесь есть о чем писать. История? Вот она как на ладони – от золотой лихорадки и верфей времен Второй мировой войны до лагерей для интернированных японцев и первого персонального компьютера. Физика? В Эксплораториуме выставлены такие богатые коллекции, каких не найдешь ни в каком другом музее. Я с извращенным удовольствием рассматривал экспозицию о том, как при сильных землетрясениях почва приобретает свойства жидкости. Литература? Пожалуйста: Джек Лондон, поэты бит-поколения, научные фантасты – Пэт Мерфи, Руди Рюкер. Обществознание? Движение за свободу слова, Сезар Чавес, права сексуальных меньшинств, феминизм, антивоенное движение…

Мне всегда нравилось учиться просто ради того, чтобы узнавать что-то новое. Лучше разбираться в окружающем мире. И этим можно заниматься, просто гуляя по городу. Я решил сначала заняться литературой и в качестве темы выбрал поэзию бит-поколения. В книжном магазине «Сити лайтс» собрана прекрасная библиотека, она хранится в комнате на втором этаже, где Аллен Гинзберг с друзьями писали свои радикальные психоделические стихи. На уроках мы читали поэму «Вопль», и ее первые строки сразу запали мне в душу.

Моего поколения лучшие люди

гибли в безумии, в жадной истерике душу распахивая,

ползли на рассвете по черным кварталам в яростных поисках дозы,

хипстеры с лицами ангелов сгорали, взывая к вечному небу,

мечтая о звездном динамо в механике ночи

Мне нравилось сочетание слов «в жадной истерике душу распахивая». Кажется, я понимал, как это ощущается. И «Моего поколения лучшие люди» тоже заставили задуматься. Я опять вспомнил парк, полицию, ядовитый туман. За поэму «Вопль» Гинзберга обвиняли в непристойности, потому что в ней была одна строчка об однополом сексе – в наши дни, прочитав такое, никто и глазом не моргнет. Приятно сознавать, что хотя бы в этом мы достигли некоторого прогресса. Что во времена Гинзберга ограничений было гораздо больше, чем сейчас.

В библиотеке я надолго забылся, углубившись в прекрасные старые издания этих книг. Нашел роман «В дороге» Джека Керуака, который давно собирался прочитать, и погрузился в него. Подошедший продавец кивнул одобрительно и подобрал мне дешевое издание всего за шесть баксов.

Потом я пошел в Чайнатаун, поел димсамов и лапши с острым соусом – точнее, это раньше я считал его острым, а теперь, после знакомства с фирменным творением Энджи, переменил свою оценку.