Мне снится нож в моих руках

В ужасе, я побежала. Я так отчётливо помнила этот момент: как я использовала все, до капельки, силы, бежала так быстро, что не чуяла под собой ног. Пробежала целую милю, прямо до дома, чтобы избежать опасности позади меня в темноте.

По пути в комнату доктора Гарви меня снова пронзило это дикое, страшное чувство. Но на этот раз я не побежала. На этот раз мои ноги медленно двигались, одна за другой, в сторону кровати. Пока он развязывал свой галстук-бабочку, мои руки оставались опущенными вдоль тела и сжатыми в кулаки. Моё лицо было маской из плоских линий. Внутри меня всё ещё была шестнадцатилетняя девочка, которая хотела быть свободной и в безопасности. Нетронутой. Я чувствовала, как с ужасом, не в силах сбежать, стучит её сердце. Она бежала, она кричала, она стучала об мою грудную клетку, чтобы выбраться и сбежать.

Но я заперла её внутри. Я встала на колени на кровати. На этот раз я позволила опасности меня поймать.

Я утопила её во тьме.

А потом я шла той ночью домой, сжимая в руках письмо, и во мне уже не осталось никого, способного испугаться.

Глава 29

Сейчас

Это было так похоже на мои фантазии о встрече выпускников – все взгляды направлены на меня, ждут, что я сделаю дальше, прямо как когда-то было с Хезер – и в то мгновение я почувствовала абсурдный прилив восторга. Благодарности. Джессика Миллер, звезда представления.

Но конечно же, теперь, когда это наконец-то происходило, всё было не так. Они не собрались вокруг меня, чтобы аплодировать, надеть мне на голову корону. Они ждали, что я признаюсь.

Мне стало тяжело дышать.

– Ну? – спросил Эрик. – Ты ужасно молчалива.

– Я её не убивала, – мой голос дрогнул. – Я ничего не скрываю.

Лгунья.

– Той ночью кто-то взял ножницы из стола Каро и воспользовался ими, чтобы порезать три фотографии. – Эрик подошёл поближе. – Кто-то, кто был очень зол. А потом те же самые ножницы – ты помнишь, что случилось дальше?

Не говори этого.

– Кто-то воспользовался ими, чтобы убить Хезер. Воткнул их в нее семнадцать раз.

Один порез, два, три.

– Преступление в состоянии аффекта, как сказали копы, – Эрик сделал ещё один шаг, а мне отступать было некуда. Спиной я уперлась в перила. – Они подумали, что это должен был быть Джек, её бойфренд. Это было логично. Но Джек не испытывал «аффекта» к Хезер, правда? Не поймите меня неправильно, он её любил, но он не был так зол, чтобы сделать с ней вот такое, как думали копы. Он уже жил дальше. Нет, её ненавидел кто-то ещё.

Четыре, пять, шесть.

Эрик ткнул в меня фотографиями:

– Это была или ты, – он повернулся к Каро, – или она.

Куп оттолкнул плечом Эрика и встал передо мной, выставив руки почти как щит.

– Достаточно. Мы поиграли в твои игры. Признались в своих грехах. Больше нам нечего сказать.

– Куп? – Каро посмотрела на него, решительно стоящего между мной и Эриком, будто рыцарь перед драконом, а потом на пустое пространство перед собой. Она нахмурилась.

– Куп прав, – сказал Минт. – Мы практически отдали тебе всю встречу выпускников. Потому что ты – брат Хезер, и мы за тебя переживаем. Честное слово. Тебе, очевидно, больно. Но иногда, как бы страшно это ни звучало, загадки остаются нерешёнными. Дела остаются нераскрытыми. – Минт жестом показал на платформу позади нас. – Почему бы тебе не использовать этот день на то, чтобы оплакать сестру?

Спокойная маска Эрика пошла трещинами. Его глаза загорелись.

– Я никуда не пойду, пока её убийца не будет приведён к ответу. Я ей обещал. – её глаза нашли мои через плечо Купа.

Семь, восемь, девять порезов.

– Если никто не признается в её убийстве, – сказал Эрик, – может быть, вы признаетесь в других преступлениях.

– В каких других преступлениях? – осторожно спросила Кортни.

Каро всё ещё смотрела на Купа и измеряла глазами дистанцию между им и мной.

– В ночь убийства Хезер было совершено ещё два преступления, но, конечно, ни одно не получило такого внимания. Второе преступление копы расследовали, но, как и дело Хезер, так и не раскрыли. О первом никто не заявил. Его посчитали маленьким, внутренней проблемой университета. То преступление было моей самой важной уликой. Мне потребовались годы, чтобы его обнаружить. Понадобилось вступить в отдел по работе с выпускниками, подружиться с единственным человеком, который работал ещё тогда и помнил ночь смерти Хезер. И что они обнаружили на следующее утро.

Моё сердце колотилось и колотилось.

Десять, одиннадцать, двенадцать.

– Боже правый, Эрик, – начал Куп, но Эрик его перебил.

– Вы помните профессора по имени Джон Гарви?

Я снова вышла за пределы самой себя. Меня тут нет. Я – в миллионе миль отсюда.

Куп, стоя передо мной, сжал руки в кулаки. Он вот-вот ударит Эрика. Я уже видела, как это происходит, разворачивается передо мной, как нечто предрешённое. Даже Минт был напряжённым, как доска, питаясь напряжением Купа.

Каро прищурилась.

– Профессор экономики? Большая шишка – тот, что отправился работать с президентом после того, как мы выпустились?