Мне снится нож в моих руках

– Он. На удивление скрытный, профессор Гарви. Совсем не хотел говорить о годах, проведённых за работой в Дюкете. Ещё менее охотно слушавший вопросы о ночи убийства Хезер, ночи, когда…

Куп сделал угрожающий шаг вперёд.

– Честное слово, Шелби, не здесь. Ты имеешь дело с жизнями людей.

– Я имею дело с её жизнью, – прорычал Эрик. – Это единственная жизнь, до которой мне есть дело.

– Пусть говорит, – плоским голосом сказал Минт.

– Той же самой ночью, – сказал Эрик, вызывающе глядя на Купа, – кто-то вломился в дом профессора Гарви. Всё там разворотил. Стекло перебито, картины содраны со стен, полки перевёрнуты. Ущерб был почти в тысячу долларов. Но знаете, что самое интересное? Тот, кто к нему вломился, на стене в каждой комнате дома написал: «насильник».

Что? Меня словно пробило шоком. Я начала перебирать воспоминания, но не смогла вспомнить этого взлома. Той ночью был момент, когда поток воспоминаний темнел – полностью, полностью чернел – так что это было возможно. Это было возможно, но не казалось верным.

Нет, это не казалось верным. Не «тринадцать, четырнадцать, пятнадцать».

– Если ты скажешь ещё хоть слово, я тебя заткну, – сказал Куп. – Ты не имеешь права поднимать этот вопрос. Это не твоя беда, тебе нельзя о ней говорить.

«Насильник». Кто-то написал это, снова и снова. Обвинение, наказание. Кто вообще знал кроме меня? Были ли и другие девушки? От этой мысли у меня закружилась голова.

– Мне можно об этом говорить. Потому что профессор Гарви был связан с Хезер. Он написал ей письмо – рекомендацию, благодаря которой она заполучила стипендию Дюкета для выпускников. Помните такое?

– И правда, – сказала Кортни с отсутствующим видом. – Эта награда, которую она выиграла. Она узнала в день своей смерти. Я помню, она была очень рада. Она сказала мне, что подала документы смеха ради.

«Смеха ради». Эти слова окунули меня в боль, такую же свежую и острую, как десять лет назад. Нож прямо в сердце. Шестнадцать.

– Четырнадцатое февраля, 5:03 вечера. Хезер позвонила нашей маме, чтобы сказать ей, что выиграла стипендию. Дюкетская версия «Фулбрайта», величайшая честь, которую может получить выпускник. Моя мама сказала ей, что гордится ею. Это был последний раз, когда член нашей семьи с ней говорил.

Куп, казалось, не мог себя сдержать. Он обернулся через плечо и посмотрел в моё лицо, ища подсказки. Его собственное лицо хранило выражение неуверенности.

– Люди, которых Хезер опередила в битве за стипендию были, наверное, вне себя, – сказала Кортни, трогая подбородок. – У неё диплом был даже не по экономике, а Гарви всё равно написал рекомендацию. – Она усмехнулась. – Она всё говорила, что ей нет никакого дела до того, выиграет она или нет.

– Забавно, что ты это говоришь. – Эрик улыбнулся мне, и я знала, что сейчас будет. Минт и Куп повернулись, следуя за улыбкой Эрика, и внезапно все взгляды опять были на мне.

– Оказывается, профессор Гарви написал ещё одно рекомендательное письмо на стипендию. Но у меня ушло почти десять лет на то, чтобы об этом узнать, потому что в ночь смерти Хезер улики пропали.

– Первое преступление, – тихо сказал Минт. – То, которое, по их словам, было проблемой университета.

Эрик кивнул.

Везучее число «семнадцать».

– Кто? – Выдохнула Кортни.

Она, конечно, не помнила, никто из них не помнил. Среди нас был только один человек, получивший диплом по экономике.

Каро повернулась ко мне, глядя широкими испуганными глазами.

– О, господи. Что ты сделала?

Глава 30

Февраль, выпускной год

14 февраля: день Святого Валентина. Я ждала его, заранее мечтала о красных розах, бале влюблённых «Фи Дельты», золотой короне, венчающей мою голову. Но в этом году, этот день означал только одно: наконец станет известно, кто получил стипендию Дюкета.

Я сидела в розовом бальном платье и снова и снова перезагружала сайт стипендии. Была суббота, чему я была невероятно рада, ведь мне не пришлось выдерживать мучительный день учёбы, разговаривать с друзьями, и я могла цепляться за ноутбук как за сокровище. Потому что – а что если я проиграю? Нет, – шептал мне разум, – это невозможно. И всё-таки так было лучше. Это личная мечта, личный момент между отцом и мной.

Четыре пятьдесят девять – осталась одна минута, всего ничего. Я так близка. Учитывая мои высокие оценки, – спасибо «Аддераллу» и бесконечным тусовкам – моему эссе, которое я переписывала семь раз, пока оно не стало идеальным – всё, как учил отец – и рекомендательному письму от доктора Гарви, я просто должна победить. Это должна быть я, в кои-то веки.

Пять часов. Я набрала побольше воздуха, нажала кнопку перезагрузки и закрыла глаза. В животе бешено бились бабочки. Я открыла глаза и, мигая, посмотрела на экран. Оповещение загрузилось.

«Мы рады поздравить студентку, получившую стипендию для аспирантов Дюкета в этом году: Мисс Хезер Шелби».

Хезер Шелби? Я закрыла глаза и стала энергично тереть их. Реальность размылась, на секунду исчезла куда-то, но всё будет хорошо.