Мне снится нож в моих руках

Совершенно неожиданно Хезер наклонилась и обняла меня. Я напряглась в её объятиях, но она как будто этого не заметила. Она отстранилась и, сжав мои плечи, улыбнулась.

– Не знаю, почему ты такая странная, но сегодня будет лучший вечер в жизни. Мы отметим, хорошо? И я знаю, что на балу мы конкурентки, так что – она подмигнула, сверкнув озорной улыбкой. – Да победит лучшая из женщин.

Когда она с грохотом закрыла за собой дверь, я схватила ноутбук и швырнула о стену. Он тяжело ударился об пол, и экран отлетел от клавиатуры. Глядя на это – на ноутбук купленный в кредит, который я не могла себе позволить – я упала на колени и зарыдала с такими всхлипами, как будто у меня в горле застряли куски стекла.

Всё рухнуло в одно мгновение. Хезер победила меня, почти не стараясь. Как всегда, она заняла первое, а я второе место. Мне надо было избавиться от этой боли, пока она не разрушила меня, не сожгла изнутри.

Я порылась в ящике стола, нашла «Аддеррал», открыла пластиковый пакет и высыпала таблетки в рот. Запила их виски, бутылку которого Хезер хранила в своём шкафу.

Но мне было мало. Мне нужно было забыться по-настоящему.

Я перерыла комод Хезер в поисках чего-нибудь ещё, что могло бы унять эти чувства. В нижнем ящике я нашла оранжевую бутылочку с китайской надписью, в которой узнала таблетки Кортни для похудения. Хезер всегда крала их у неё, говоря, что мы должны спасти её от неё самой. Но это было бессмысленно: мама Кортни просто чаще оставляла ее ночевать, когда они пропадали. «Злая женщина», сказала бы Хезер. На какое дно способны пасть некоторые родители. Но что Хезер знала о плохих родителях, или о грузе ожиданий, или о том, каково это – хотеть большего для кого-то, хотеть быть для кого-то чем-то большим? Родители Хезер всю жизнь души в ней не чаяли. Что она могла знать хоть о чём-то?

Я открыла крышечку и высыпала маленькие белые таблетки на ладонь, а потом замерла и подумала о своем отце. Сколько раз я видела, как он делал то же самое. И куда это его привело.

Потом я подумала о докторе Гарви и жизни, которую должен был жить мой отец. Я проглотила таблетки и тоже запила виски.

Через некоторое время моё зрение затуманилось, я пошатнулась и поняла, что нахожусь на рабочем стуле Хезер. Коктейль подействовал, как должен был: прогнал печаль и ужас, – но вместо успокоительного оцепенения пустота в моей груди наполнилась гневом.

Не гневом. Яростью.

Доктор Гарви меня использовал. Он воспользовался тем, как важна для меня была стипендия, демонстрировал свою власть и влияние, махал письмом у меня перед носом – и всё только для того, чтобы получить то, чего хотел.

Моё сердце учащённо забилось. И Хезер. Всё это обернулось на пользу ей. Конечно! Доктор Гарви обратился к ней ни с того ни с сего – возможность, о которой люди вроде меня могут и мечтать. С ней он обошёлся как должен был, как со студенткой, воспользовался своей властью и влиянием чтобы помочь, а не чтобы навредить. Для Хезер Шелби всё в мире происходит так, как и должно быть. Ну почему для неё, но не для меня?

Четыре года Хезер получала всё. «Чи Омега». BMW на день рождения. Прекрасные платья. Хезер никогда не боялась будущего, никогда не боялась говорить, что думает, никогда не боялась, что не заслуживает быть выслушанной. У Хезер были два любящих родителя и блестящее будущее. У Хезер была стипендия. У Хезер был Гарвард.

Ярость закипела внутри меня, высокой как прилив волной. Предполагалось, что выигрывает лучший, но Хезер удалось как-то обвести систему вокруг пальца, сбить чашу с весов. Это она одна заслуживала, чтобы у неё всё отняли. Это она одна заслуживала остаться ни с чем. Не я.

Мои мысли слились в одно желание: вырвать это у нее. Мне хотелось наказать ее, стереть всё несправедливое, что произошло. Вплоть до первого дня, на первом курсе.

Я посмотрела на приколотые к пробковой доске фотографии над столом Хезер. Мы семеро, улыбаемся. Второй курс, Миртл-Бич, волны позади нас. Третий курс. Мы с Купом держимся за руки, это наш секрет. Первый курс, семь круглых мордашек около Ист-Хауза.

На всех этих фотографиях, казалось, свет по-особенному сияет на Хезер. Она всегда в центре группы. В центре внимания, с её прекрасной фотогеничностью, беззаботной уверенностью в себе.

Я сорвала фотографии со стены и с силой воткнула ручку в лицо Хезер, вычеркивая её, стирая, лишая внимания, которое она не заслуживала. Я царапала её, перечёркивала. Как же это было приятно!

Я сильнее вонзила ручку в фотографию, испортила стол под ней. Без Хезер у меня могло быть так много – «Чи Омега», Амбер ван Свонн, стипендия, Гарвард. Я могла бы переехать в Вашингтон, стать важным человеком, тем, кем отец хотел бы быть сам.

Я её просто ненавидела! Это правда, которая до сих пор оставалась в тени, чувство, закипавшее в глубине моей души в течение четырех лет, и оно всё росло и росло.

Я уставилась на фотографии, на лицо Хезер, испещрённое ужасными колдовскими метками.

Этого мне было мало.