Мне снится нож в моих руках

– Интересно, кто. Гад, который должен был что-то сказать до того, как девушек стало полдюжины.

Голос Эрика стал горьким: «Ну, да, вы, „Фи Дельты“, не особенно славитесь своим идеальным поведением, да?»

Кто-то в «Фи Дельте» знал о докторе Гарви. Что-то в этом было не так. Была какая-то связь, которую я никак не могла уловить.

– Знаете, чего я не понимаю? – глаза Минта были ледяными, но его голос – голос его был низким и натянутым; таким прочувствованным, что я удивилась.

В моей груди распустился ужас, увлажнив мои ладони.

– Почему ты пошла к Купу? Я был твоим парнем. Если Гарви… использовал тебя… почему ты не пришла ко мне?

Мы с Купом посмотрели друг на друга. Я почувствовала, как в нём рождается буря. Что он сейчас скажет? Этот секрет остался единственным, и он был слишком большим, слишком разрушительным, чтобы произнести его вслух. Молчание затянулось.

– Джесс, – в конце концов сказала Каро трясущимся голосом. – Ответь на вопрос Минта.

Я поймала взгляд её глаз. Тёмных и прекрасных, мягких от боли. Каро, моя лучшая подруга. Каро, которая этого не заслужила.

Но я должна была сделать что-то, что должна была сделать много лет назад. Было слишком, слишком поздно, я это знала, но в кои-то веки я собиралась сделать правильный выбор.

Я глубоко вдохнула.

– Потому что я была влюблена в Купа. И до сих пор влюблена.

Глава 38

Февраль, выпускной год

Минт

Минт уставился в экран ноутбука, по его коже пробежал холодок. Это было написано чёрным по белому. Кричащий заголовок «Объявлено о крахе гигантской компания недвижимости Минтер Груп». То о чём предупреждала мама: «Огромная приливная волна нахлёстывает на нас, и мы ничего не можем с этим сделать. Твой отец принял губительные решения касательно инвестиций. Он подвёл нас. Мы потеряем всё».

Но это же невозможно. Минт не представлял, что это будет за жизнь, если иметь всё, а потом остаться ни с чем. Единственное сравнение, которое приходило ему в голову, это последний год в старшей школе, когда все узнали, что его мать изменила отцу, а отец ничего не сделал – просто пустил всё на самотёк, позволил ей растоптать его, позволил мужчине, с которым она изменяла остаться в совете директоров «Минтер Груп». А потом по школе поползли слухи, что его отец, человек которому всегда все завидовали, был замечен шатающимся на подъездной дорожке на двадцать пятом юбилее «The Blackstones», когда он еле держась на ногах умолял жену не бросать его. Как люди шептались тогда в коридорах при виде Минта, как они хихикали над ним в раздевалке. Что он чувствовал.

Беспомощность. Бессмысленность. Унижение. Потерять всё – это будет то же самое, только хуже.

Дверь с грохотом распахнулась, будто ее выбили, и в его комнату неторопливо зашёл Тревор Дэйли.

– El Presidente[1]. Как раз кого я ищу. – Минт захлопнул и отодвинул подальше ноутбук. Он сделал над собой усилие, чтобы голос не выдал его:

– В чём дело, Дэйли?

Тревор был последним кого ему сейчас хотелось видеть. Не только потому что тот в целом раздражал его – типичный любимчик учителей, из тех кого никто не любит, но все вынуждены с ними мириться, потому что они из династии колледжа – но еще и потому, что Минт ненавидел обоих: и Тревора, и Чарльза Смита, с того самого унизительного акта вандализма с платформой в первый год обучения. Минт не смог бы этого доказать, но точно знал – это были они. Они вечно на него охотились.

Тревор захлопнул дверь, и это заставило Минта поднять брови.

– Я должен тебе сказать кое-что между нами, – объяснил Тревор и Минт застонал. Тревор был также известен своей любовью к сплетням; сейчас Минт услышит историю о ком-то из братьев, который стырил несколько баксов из денег, отложенных на общую выпивку или тому подобную ерунду.

Тревор тем временем расположился с ногами на кровати Минта. Вот ведь наглость.

Минт повернулся на компьютерном стуле и свирепо уставился на него.

– Тревор, валяй, говори. Бал влюблённых через два дня и мне надо узнать подробности.

– Кстати, о влюблённых, – произнёс Тревор с улыбкой, не вызывающей у Минта ни малейшего доверия. – У меня есть плохая новость о твоей возлюбленной.

Он опешил:

– О Джесс?

Джесс отдалилась от него, хотя ему трудно было бы сказать точно, как давно это случилось. Может, пару месяцев назад, может раньше. Ему хотелось спросить, что происходит, но было странно, не говоря уж о том, что несколько неловко, просить свою девушку об откровенности как об одолжении. Что было хуже всего, она перестала до него дотрагиваться. Перестала обхватывать его руками, когда видит; уютно сворачиваться калачиком его в постели. Однажды она даже отклонилась, когда он нагнулся, чтобы её поцеловать. Она сразу же объяснила это тем, что он застал её врасплох, но это всё равно доказывало, что что-то не так.