Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений

Здесь не обойтись и еще без одного пояснения. Многочисленные визиты в Советский Союз, европейские страны, на Кубу (длительные беседы с Кастро) убедили Шлезингера, что при всем накале страстей, вызванном пропагандой войны и бдительности против внешней угрозы по обе стороны «железного занавеса», реальная угроза военного конфликта после Хиросимы и Нюрнбергского процесса была относительно невелика. Кубинский кризис, убежден Шлезингер, имел свою тайную историю, о которой многие только догадывались, но которая предопределила его благополучное разрешение. Уже в 1987 г., анализируя всю доступную ему информацию, Шлезингер пришел к выводу: «Два момента внезапно возникли в моей голове: абсолютная решимость Джона Кеннеди избежать военной конфронтации и (менее важное соображение) сомнение в том, что ядерные боеголовки были доставлены на Кубу»[1111]

.

Ситуация в Европе после 1945 г. в целом имела такой же скрытый, неочевидный для большинства людей подтекст. Вслед за Раймоном Ароном можно было бы сказать, что настоящее озаряет прошлое, что пережившим историю многочисленных кризисов холодной войны участникам событий были недоступны не только важные документы, но прежде всего реальные замыслы и расчеты политиков, военных и разведчиков, которые отличались от пропагандистских клише и публичной словесной дуэли дипломатов[1112]

. Шлезингер – некогда один из видных идеологов антисоветизма – последовательно, шаг за шагом мысленно возвращаясь в прошлое вместе со своими близкими и в разное время влиятельными коллегами, друзьями и просто светскими компаньонами, преодолевает многие заблуждения в отношении военных тревог и дипломатических конфликтов ушедшей эпохи. «Дневник» – свидетельство этой внутренней «перезагрузки». Причем, как участник многих событий, долгое время не покидавший ближайшего окружения Э. Стивенсона, Дж. Кеннеди, Л. Джонсона и У. Клинтона, Шлезингер более всего опасался даже не столько прямой фальсификации прошлого, сколько упрощенного его толкования с целью достижения наибольшего пропагандистского эффекта воздействия на «молчаливое большинство», только от случая к случаю узнающего об истории холодной войны.

Дорожить «прямой речью» живых современников драматических эпизодов холодной войны означало для Шлезингера-историка возможность освобождения их описания от различных последующих наслоений, либо нарочито созданных «пустот». Коллекционирование подобных неформальных воспоминаний и суждений – приметная черта «Дневника» Шлезингера. В нем, в частности, приводятся ценные материалы сессии участников проекта «Устной истории» 5–6 декабря 1969 г. в Гарвардском университете, которая в качестве специального гостя заслушала Аварелла Гарримана, выступившего с собственным анализом главных событий в советско-американских отношениях после 1945 г.