Моби Дик

Bildad laid down his book, and turning solemnly towards him said,	Вилдад отпустил книгу и, с важным видом повернувшись к Фалеку, проговорил:
"Captain Peleg, thou hast a generous heart; but thou must consider the duty thou owest to the other owners of this ship-widows and orphans, many of them-and that if we too abundantly reward the labors of this young man, we may be taking the bread from those widows and those orphans.	- Капитан Фалек, у тебя доброе сердце, но тебе не следует забывать о своем долге по отношению к другим владельцам корабля - а многие среди них вдовы и сироты - и тебе не следует забывать, что, слишком щедро наградив за труды этого юношу, мы тем самым лишим куска хлеба всех этих вдов и всех этих сирот.
The seven hundred and seventy-seventh lay, Captain Peleg."	Семьсот семьдесят седьмая доля, капитан Фалек.
"Thou Bildad!" roared Peleg, starting up and clattering about the cabin.	- Эй, ты, Вилдад! - заревел Фалек, вскочив и затопав ногами.
"Blast ye, Captain Bildad, if I had followed thy advice in these matters, I would afore now had a conscience to lug about that would be heavy enough to founder the largest ship that ever sailed round Cape Horn."	- Лопни мои глаза, если бы я следовал в таких делах твоим советам, капитан Вилдад, у меня бы сейчас на совести скопился такой балласт, что от него пошло бы на дно самое большое судно, какое только огибало мыс Горн.
"Captain Peleg," said Bildad steadily, "thy conscience may be drawing ten inches of water, or ten fathoms, I can't tell; but as thou art still an impenitent man, Captain Peleg, I greatly fear lest thy conscience be but a leaky one; and will in the end sink thee foundering down to the fiery pit, Captain Peleg."	- Капитан Фалек, - твердо отпарировал Вилдад, -не знаю, сколь глубоко сидит в воде твоя совесть, может, на десять дюймов, а может, и на десять саженей, но ты упорствуешь в своих прегрешениях, и боюсь, совесть твоя дала большую течь, из-за которой пойдешь в конце концов на дно ты сам, - прямо в преисподнюю, капитан Фалек.
"Fiery pit! fiery pit! ye insult me, man; past all natural bearing, ye insult me.	- Ах вот как! В преисподнюю! Ты нанес мне оскорбление, слышишь! Невыносимое оскорбление.
It's an all-fired outrage to tell any human creature that he's bound to hell.	Говорить человеку, что он попадет в ад, это адское надругательство.
Flukes and flames!	Гром и молния!
Bildad, say that again to me, and start my soul-bolts, but I'll-I'll-yes, I'll swallow a live goat with all his hair and horns on.	Попробуй только повторить это еще раз, Вилдад, и я за себя не ручаюсь. Да я... я... я живого козла проглочу, со шкурой и рогами!
Out of the cabin, ye canting, drab-coloured son of a wooden gun-a straight wake with ye!"	Вон отсюда ты, плаксивый ханжа, ты, мутноглазый сын деревяшки! Вон - прямым кильватером!
As he thundered out this he made a rush at Bildad, but with a marvellous oblique, sliding celerity, Bildad for that time eluded him.	Выпалив все это, он бросился на Вилдада, но тот уклонился от него с каким-то небывалым скользящим проворством.