Модэ

– Подожди еще, окрепни, – Ашпокай сидел на большом плетеном коробе и болтал ногами, радуясь на ожившего брата.

– Когда ждать? Когда ждать-то? Будет бой. Будет война.

И как сказал в первый раз, так и завел одно: «Будет война. Будет набег». А в глазах горит какая-то болезненная мысль, что-то не дает покоя.

Ашаван не рассказывал больше историй возле костра. По вечерам сидел он теперь у Михры.

О чем они говорили, Ашпокай не мог взять в толк, – но день ото дня странная сила тянула Михру туда, за сизые холмы, на широкую закатную равнину.

Однажды Михра подозвал к себе Ашпокая и сказал:

– Не так наш бактриец прост.

Он проковылял к одному из коробов и поднял крышку. Внутри, переливаясь в пыльном свете медью и золотом, лежала ткань.

– Что это? – спросил изумленный Ашпокай.

– Шелк, – деловито поведал Михра. – Тонкий, как мушиное крылышко, шелк из Поднебесной. Бактриец твой – тот еще лис. Думается мне, что он купец и просто ждет здесь свой караван, сторожит добро.

– Как же ты… догадался?

– Нетрудно догадаться. Ашаван не станет держать такой двор. Ему никакое добро не нужно. Он росой и сыт, и пьян. Бактриец этот – хитрый очень человек. Хунну ни за что не пропустят большой караван, вот бактриец и прячет свое добро на холмах. А весной или осенью приходят его люди – гляди, какой большой двор! И коновязи зачем? А если кто из наших, скажем, его приметит или хуннский разъезд случится, он выйдет в белом одеянии и начнет читать свои молитвы.

– Но он лекарь… – смутился Ашпокай, – и заговоры знает…

– Знает, конечно, – хохотнул Михра. – Говорю же – битый он человек. И яд выгоняет, и раны затворяет. Я, когда с нашим князем разбойничал, и не таких купцов повидал.

– У него по ночам гости бывают, – вспомнил Ашпокай. – Неужели разбойники?

– Это уж наверное! – кивнул брат. – И еще вот что…

Михра снял с пояса маленький узелочек.

– Это кости пустельги, – сказал он гордо. – Когда рядом оружие зарыто, они начинают тихонько шуршать.

– И много здесь оружия? – загорелся Ашпокай.

– Много. Хватит ватагу снарядить. Бактриец наш хорош.

– Все равно спасибо ему. Без него ты бы кончился.

– Это да, – Михра нахмурился. – Кончился бы, верно говоришь… Не знаю, чем и отплатить ему… Придумал! Я оставлю у него три моих стрелы и назову настоящее имя, имя моей души. Если когда-нибудь ему будет нужна моя помощь – стоит ему взять в руки стрелы и назвать меня по имени трижды, и я в тот же миг примчусь.

Время шло, мало-помалу Михра окреп и все чаще стал говорить об отъезде. Через пять дней он уже выходил из дому, в один из вечеров подошел к костру, и бактриец, против обыкновения, не стал прогонять его от огня – значит, молодой волк очистился от скверного духа. С той поры они сидели по вечерам все вместе, и бактриец рассказывал диковинные истории, которые случились в незапамятные времена. Истории эти не были похожи на степняцкие легенды, многие из них Ашпокай не понимал, зато Михра всегда уходил от костра задумчивый и подолгу потом не показывался из своей клети.

Соша начал хлопотать за пару дней до отъезда – собирать еду, чинить упряжи. Когда на глаза ему попадался спящий Инисмей, он пинком будил его и заставлял помогать. Михра упражнялся с оружием. Чекан казался ему непривычно тяжелым. Рана не позволяла размахнуться им в полную силу. Ашпокай с тревогой наблюдал за братом. «Если нужно, я буду драться за двоих, – думал он про себя. – Пусть лучше прольется моя кровь, только бы он жил».

Наконец все сборы были кончены. Михра на Рахше и Ашпокай на Диве тронулись со двора. За ними плелись Инисмей и Соша на своих конях. Их арчемаки были набиты сухим овечьим сыром и ненавистными лепешками – мальчики вздыхали, но слово боялись сказать.

Бактриец провожал их взглядом, почесывая за ухом своего грозного пса.

– Мы еще встретимся, Ариманово семя! – крикнул он то ли Ашпокаю, то ли Инисмею. – Все степи поднимутся, и я буду там! Помните бактрийца Салма!

Уже исчезли за поворотом хижины, уже зазмеилась среди берез неверная тропинка, как вдруг перед путниками возник пес. Див всхрапнул и стал. Вслед за ним остановились и другие кони.

Бактриец догнал их, тяжело дыша, подошел к Михре – ближе, чем на три шага! – и вложил что-то в его руку, шепотом увещевая. Михра молча кивнул, и бактриец пропал. А следом растворился в рябой березовой тени пес.

В руках Михры тускло блестел медный перстень с круглой капелькой коралла.

– Это капля крови из моей груди, – объявил Михра мальчикам.

– Знаешь что? – сказал тогда Ашпокай. – Я думаю, он так давно притворяется ашаваном, что и взаправду стал им.

Михра громко захохотал, несмотря на боль. Тогда Ашпокай окончательно убедился: к брату вернулась жизнь.

* * *