Специалист меня недолюбливает. Копал я всегда дурно, и поэтому работу в могиле, самую важную и ответственную, он мне не доверял. Вместо этого я совершал сотни рейсов с ведрами – до отвала и обратно. Или крошил панцирь кургана ударами лома, так что потом ныло сломанное когда-то плечо. У Специалиста была особая бригада тех, кто работал в раскопанной могиле, и у меня не было шансов войти в ее состав. Музыкант – один из могильщиков, он никогда не хвастался – в этом не было необходимости, – но всем своим видом словно бы говорил мне: «Да, я чувствую над тобой превосходство, но никогда не опущусь до того, чтобы сесть и обсудить это с тобой».
На прошлой неделе произошло одно событие: нас отправили на грунтовки. Это значило, что каждому дадут свой квадрат, и быть может, найдется могила и для меня. На грунтовках не было насыпей – только ровная каменистая земля. Так случилось, что в какой-то момент жизни человечества мертвецов хоронили в щебне. Теперь наступило время, когда нам приходилось раскапывать и разбрасывать этот щебень. На лопатах оставались зазубрины, кожа лоскутами сползала с ладоней.
Я копал и думал, что под всем этим щебнем ничего быть не может, есть только щебень и сам факт труда. Я уходил в землю на полштыка, на штык, зная, что надо копать еще. Я вываливал ведро за ведром, но под ногами был все тот же щебень. Я уходил все глубже и не слышал уже соседние квадраты – нас разделили толстые стенки «бровок». Сначала до меня доносились жалобы, но потом все стихло. Мы работали молча именно потому, что не могли слышать и видеть друг друга. Большой степной кузнечик прыгал на мою спину, сваливался неуклюже, и раз за разом я выбрасывал его за край ямы, чтобы он жил, но он не понимал этого и прыгал обратно. Я вдруг почувствовал, что еще немного, и я сам не смогу выбраться, что могила эта предназначается мне одному. Я вырубил в стенке несколько ступенек и с трудом вывалился на поверхность.
Я растянулся на земле. Кровь в голове гремела, как «Половецкие пляски».
Но то было на прошлой неделе, еще в эпоху кайнозоя. А теперь я таскал землю, и работа продвигалась споро, потому что это был курган, а не грунтовка, и потому что кайнозою пришел конец.
Вдали запылил грузовик. Скорей бы доехать до лагеря. Заползти в спальник и заснуть. Крепко заснуть.
Как-то утром Курганник заглянул в шатер Модэ и увидел, что господин его сидит, смиренно сложив руки на коленях, напротив нестарого старика Чию и слушает его неторопливые речи. На лице Модэ был живой интерес, иногда он кивал, довольно прикрывая глаза, – ему нравилось то, что он слышал.
– Форма сил армии подобна воде. У воды есть свойство – избегать высот и стремиться вниз. Форма сил армии – избегать полноты и наносить удар по пустоте. Вода образует поток в соответствии с местностью, армия идет к победе в соответствии с врагом. Поэтому у армии нет постоянного расположения сил – как у воды нет постоянной формы.
Курганник опустил полог шатра и стал слушать. Но ничего не понимал убийца из слов Чию, и все казалось ему очень странным.
– Перед тобой пять опасностей, о Великий, – говорил Чию. – Если ты желаешь умереть, ты можешь быть убит. Если же ты хочешь жить, тебя могут взять в плен. Если ты вспыльчив, тебя могут вывести из себя. Если ты чересчур заботишься о том, что о тебе говорят, тебя могут опозорить. Если ты любишь людей, тебя легко поставить в затруднение.
– Я не люблю людей, – хмыкнул Модэ.
– Ты слушать будешь или разговаривать, юноша? – спросил Чию раздраженно.
– Я буду слушать, – ответил Модэ со смиренным видом, но в голосе его опять проскользнул смешок.
«Господин задумал какую-то новую игру, – стиснув зубы от злости, подумал Курганник. – Это и смешно, и дико – он сидит перед оборванцем, как послушный юнец. Кажется, оборванец вот-вот возьмется за розги и отхлещет его».
– Я рассказал тебе о пяти слабостях, которые навлекут на полководца беду. Избегай их, ищи их в своих врагах.
– Это не имеет смысла! – голос Модэ дрожал от негодования. – Ты обещал научить меня силе письма.
– Это нелегко, – говорил Чию, тоже раздраженно. – Имей терпение. Ну вот, ты опять сломал палочку для письма!
Курганник замер, прислушиваясь. Ему не нравилось, что Модэ забросил охоту и гуляния. Ему не нравилось, что царевич так часто бывает наедине с этим бродягой. Однажды Курганник слышал, как нестарый старик говорил Модэ: «Зачем тебе эти двенадцать? Прогони их от себя». – «Они нужны, – отвечал Модэ. – Ты ведь и не знаешь, зачем они». – «Знаю, – сказал нестарый старик Чию. – Ты замыслил плохое против своего отца». – «Молчи! Молчи! – шипел Модэ, и Курганник никогда не слышал такой тревоги в его голосе. – Молчи, или я умру!»