– Молчи! Молчи! Ты слышал его? Кто-то называл его? – Салм отпрянул. – А! Тогда все кончено для меня!
Ашпокай растер ладонью холодный лоб и чуточку надавил на веки. Перед глазами запрыгали синие кольца.
– Я спас душу брата своего. Она была у меня за плечами…
– Коли так, – Салм, пошатываясь, подошел к седельной сумке и достал что-то из нее, – коли так, то это теперь принадлежит тебе.
И он протянул Ашпокаю маску из лосиного рога. Она треснула в двух местах и сильно пожелтела, но это точно была маска Михры.
Шло время. Мало-помалу Ашпокай стал свыкаться с незнакомой силой, что жила теперь в нем. Юноша чувствовал ее явственно – то возле пупа, то под правой лопаткой. Он пытался заговорить об этом с Салмом, но не нашел нужных слов и смешался. Салм только кивнул, успокоив юношу печальной улыбкой. Кажется, и он не мог объяснить Ашпокаю всего.
В одно утро Соша привел к стойбищу чужого коня доброй рыжей масти. Соша вел коня под уздцы. К красной, блестящей, как слюда, спине был привязан человек – неподвижный, с кожей, черной от грязного сала. Ашпокай отметил, что одет всадник не бедно – в добротный синий кафтан и башлык с тремя медными бубенцами.
Салм осмотрел чужака и сказал, что тот еще жив, но скоро умрет.
– Дух смерти коснулся его своим мушиным крылом, – произнес Салм. – Несчастный человек, я ничем не могу ему помочь.
Две стрелы были в том чужаке, два черных хуннских жала. Первая стрела раздробила плечо и окрасила правый рукав темной охрою. Вторая же впилась в бок, сделав гнойную язву, в которой уже шевелились черви, белые, как китайский рис.
Чужака отнесли в хижину, и там он пришел в себя. Несмотря на страшные раны, рассудок его был вполне ясен. Он говорил тихо, но не заговаривался и не бормотал. Мальчишки, как могли, помогали Салму – таскали воду и травы для примочек, поглядывая исподволь на незнакомца.
– Я гонец, – хрипел чужак, стараясь не глядеть на страшную рану в боку. – Я к горным племенам ехал, к князю-бивереспу, чье имя Вэрагна.
– Вэрагна? – Салм не сумел сдержать волнения. – Тот, кого прозвали Мобэдом?
– Да. Вэрагна-Мобэд – это он. Прежний паралат мертв, весной князья выкрикнут нового. Решили, что им будет Вэрагна.
– Вэрагна! – Салм, кажется, забыл, что говорит с умирающим, и сильно тряхнул его за плечо, отчего тот застонал и на короткое время забылся.
– Вэрагна-Мобэд! – кричал Салм. – В прошлом году старый князь-бивересп умер, и войско в десять тысяч семей перешло к этому молодому барсу… Быть ему паралатом! Тогда, быть может, сжалится над нашим племенем Владыка Ахура-Мазда!
Ашпокай слушал с интересом и надеждой. Он знал про Вэрагну, что он молод и силен и что он – один меж бивереспов – почитает Ормазда как единственного бога.
Спохватившись, Салм дал умирающему понюхать горькой травы, и к тому вернулось сознание.
– Вэрагна укрылся у горных племен, под защитой скал и кедровых лесов. На каждом перевале стоят его стражи. Нас, гонцов, послали к нему… предупредить…
– О чем? О чем предупредить? – жадно допытывался Салм.
– Модэ послал к нему убийц. А с ними своего ловчего – Харгу. Говорят, Харга первый в степи следопыт.
– Модэ? Хочет извести Вэрагну?! – Салм стал мерить шагами клеть. – Говори! Говори!
– Много нас было, нас – гонцов, – говорил чужак, сглатывая что-то горячее и осклизлое. – Два на десяти всадников… всех почти Харга убил. Мы путали следы, словно зайцы, но он… все одно. Он и меня достал. Теперь живы трое, наверное. А я… к отцам сейчас отойду.
Долго еще мучился раненый гонец, до самого вечера метался на лежаке в хижине, которая сделалась ему очень мала. Вечером Салм велел вынести гонца на воздух. Умирающий уже не говорил и не стонал, а лишь испуганно смотрел в звездное небо, чуть приподняв острую засаленную бородку, открыв черную шею и торчащий из-под ворота кадык. Ашпокай сидел подле него, с болезненным любопытством изучая, как смерть изменила молодое мужское лицо. Вдруг слабость охватила мальчика, и он заснул, положив руку под щеку, провалившись в сон без просвета и сновидений.
Наутро он увидел, что рядом на земле никого нет, а в костре догорают останки лежака. К полудню никто уже и не вспоминал про несчастного гонца. Салм собрал вокруг себя всю стаю и сказал:
– Вот что нужно – снарядить отряд и добраться до Вэрагны прежде хуннских шакалов.
– Верно! – кричали старые караванщики. – А чего думать? Всей ватагой и пойдем!
– Нет. Всей ватагой нельзя, – отмахнулся Салм. – Чем меньше наш отряд, тем он быстрее.
– Верно! Нас одних и возьми! – опять заговорили караванщики.
– Нет, – ответил Салм, еще подумав. – Вы, спору нет, – матерые проходцы, но лучше оставайтесь здесь, на стойбище. Ашпокай поедет к Вэрагне, Ашпокай и волки его. И с ними я. Давно хочу испытать молодых волков.
Караванщики заговорили разом – гулко, каждый на своем языке, Ашпокай расслышал только обрывки согдийской и бактрийской ругани.
– Тихо, конокрады! – разом одернул всех Салм. – Возьму и из вас кого-нибудь. Вижу: не сидится вам на месте, хочется кости старые размять! Мало вам соленых озер?
– Мало! Даешь еще! – закричали разбойники.