Кстати, на Семеновском ипподроме проводились и другие конные зрелища. Так, в сентябре 1913 г. в Михайловском манеже проходила Первая всероссийская выставка рабочих лошадей, перевязочных средств и сбруи, устроенная Северным сельскохозяйственным обществом под «августейшим покровительством» великого князя Николая Николаевича. Выставка включала в себя не только «экспертизу по экстерьеру», но и конкурс («испытание») лошадей по их работоспобности.
«Когда-то на ипподромах у нас производились испытания тяжеловозов, – замечал современник. – Заключались они в том, что к грузу тянущей воз лошади постепенно подбрасывали новые пуды, пока она не останавливалась, причем не дозволялось бить лошадь оглоблей, как это делают ломовики в весеннюю распутицу».
9 сентября на плацу Семеновского ипподрома в рамках выставки экспертная комиссия проводила «испытания» тяжеловозов, то есть ломовых лошадей. Запряженная в простую телегу, обычно используемую для перевозки мебели, лошадь должна была стронуть с места 175 пудов. Во время движения в телегу добавляли по два пуда на каждую сажень, причем так, чтобы лошадь прошла при этом не менее ста саженей.
Из четырех лошадей, записанных на приз второго класса (625 рублей), максимальный вес – 256 пудов – взяла Уборная, принадлежавшая крестьянину Филимонову. Всех этих лошадей привезли из Тамбовской губернии. «Огромную тяжесть они везли бодро, охотно и без всякого понукания, так как по условиям состязания употребление кнута и дерганье вожжами запрещалось», – сообщал репортер. Однако тамбовских тяжеловозов перещеголяла простая русская рабочая лошадка, использовавшаяся на Семеновском ипподроме для укатывания дорожки. Совершенно легкой, бодрой рысью она провезла, ни много ни мало, 258 пудов!..
Кроме Семеновского ипподрома публику притягивал Коломяжский (Удельный) ипподром, устроенный Царскосельским скаковым обществом в 1888-1892 гг. за Черной речкой, недалеко от Коломяг и Удельного парка. Ежегодное открытие в конце мая скакового сезона становилось событием в жизни столицы. «Публики собралось очень много: первый день скачек, это – один из гвоздей петербургского сезона. На трибунах целые цветники шляпок и разноцветных офицерских фуражек», – писал в 1912 г. журнал «Огонек» об открытии 20 мая сезона на Коломяжском ипподроме.
«Петербургские скачки – сезонная условность, – замечал репортер «Петербургской газеты». – Это очень эффектная картина, особенно в ясный, солнечный день, но это эффектно именно как спектакль-gala, как торжественный церемониал. Масса красивых женщин, ярких и пестрых туалетов, „весь Петербург”, заключающий в себе половину Петербурга, – вот что составляет центр тяжести петербургского спортсменства».
Заметим, что публика Семеновского ипподрома сильно отличалась от публики на скачках: здесь она была более демократичной – от блестящих гвардейских офицеров до купцов и мещан. Большинство зрителей – завсегдатаи бегов и знали друг друга если не по фамилиям, то хотя бы в лицо. Согласитесь, совсем неплохо, если в те годы ожесточенной общественной борьбы трибуны ипподрома служили одним из мест единения разношерстной столичной публики. «Спорт объединяет все сословия, положения и возрасты», – отмечал журнал «Коннозаводство и коневодство». Были, значит, общие интересы и у преуспевающего банкира, и у холеного чиновника, и у простого мастерового.
Еще один скаковой ипподром находился в Царском Селе, недалеко от железнодорожного вокзала. Упоминание об этом ипподроме можно встретить в воспоминаниях Анны Ахматовой: «Годовалым ребенком я была перевезена на север – в Царское Село. Там я прожила до шестнадцати лет. Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки…»
Кстати, в самом конце XIX в. на петербургских ипподромах впервые появились жокеи-американцы. «На скачках в последнее время все внимание обращено главным образом не на лошадей, а на людей: выписываются из Америки и Англии гастролеры-жокеи, которым платят тысячи», – замечал обозреватель «Петербургского листка».
Заграничные жокеи стали серьезными конкурентами российских наездников, и их соперничество нередко принимало довольно острые формы. Недоброжелатели заявляли, что американцы внесли в дело русских скачек два новых элемента – особую посадку и допинг. Все поражались необычайному успеху на скачках американца Слоана, тот выигрывал на таких «клячах», которые не могли угнаться даже за средними лошадьми.
Что касается допинга, то оказалось, что действительно многие американские жокеи широко применяли для «стимулирования» лошадей сильнодействующие средства, в их состав входили стрихнин, морфий и т. п. яды, в конечном итоге приводящие к разрушению организма лошади. Это дало повод обвинить американских жокеев в том, что за полтора десятилетия они «перепортили немало великолепных лошадей».