Могила Густава Эрикссона

– Во всём Вы, Лёха, правы. И даже не представляете себе, насколько я Вам благодарен. Кстати, Ваш уровень я приблизительно понял, когда Вы сказали слово Куйре, а он сразу хвост поджал. Но должен Вас огорчить до невозможности. Вербовочная беседа, считайте, не получилась.

– Это почему же? – усмехнулся Лёха. – А мне показалось, что вполне получилась. Нет?

– Должен Вам признаться в ещё одном страшном грехе. Я эгоист до мозга костей, а такие люди редко чувствуют себя кому-то обязанными.

– Какой же Вы всё-таки глупец, Юра! Слишком Вы ещё молоды и жизни совсем не знаете. Вербовочная беседа… Ха-ха! – когда Лёха смеялся, становилось действительно страшно – смех то у него был упыриный. – Так я правильно угадал, что Вы в Савёловском работаете?

– Правильно. Это единственный отдел, куда Нинуля больше не заглядывает.

– Тяжёлый отдел. Граничит с двумя округами. Две железнодорожные ветки и две линии метро.

– Тяжёлый – не то слово.

– И как Вы справляетесь?

– С трудом.

– Вот Вам моя визитка, – Лёха протянул мне визитку, на которой золотой вязью было написано «Лёха», мобильный телефон и больше ничего не было.

– Зачем?

– Давайте условимся. Эту визитку чтобы никто не видел. Номер в свой телефон не забивайте. Когда надумаете мне позвонить, звоните с чистой симки и с другого телефона.

– А почему Вы решили, что я буду Вам звонить?

– Сколько Вы уже в должности?

– Четыре месяца.

– Ну, значит, месяца через три позвоните. Я поехал, – сказал Лёха и протянул мне руку.

Я помедлил секунду, но всё-таки руку ему пожал.

……….

Лёха как в воду смотрел. Вал преступности был такой, что через три месяца я начал захлёбываться. Больше всего меня угнетало, что обычно за ночь уходило по шесть-семь машин. И я позвонил Лёхе. Мы попили кофе в «Тайском слоне», и через неделю кражи автомашин на моей территории прекратились. Совсем. Никаких ответных услуг мне оказывать не пришлось. Мне это понравилось, и я в «Тайский слон» зачастил. Сначала у меня с территории, самой козырной для них, напрочь пропали барсеточники. Потом количество квартирных краж сократилось втрое. Мой начальник отдела Рома Арташевич постоянно спрашивал: «Но как?!» Тем более, что соседние отделы просто лихорадило. Я скромно отвечал: «Профилактика». И всё ждал, когда же мне за всю эту благодать придётся расплачиваться.

Но Лёха ничего не просил. Он вообще у меня никогда ничего не просил, даже когда мы сдружились до того, что он заезжал ко мне домой на Преображенку, а я к нему – в Рузу. Только реально повзрослев, я понял, что во время той безобразной истории на Дне Рождении у Нинки Лёха узнал во мне себя, уж больно я был похож на него 28-летнего. И очень уж он не хотел, чтобы моя судьба была также чудовищно искалечена, как его.

Когда Лёхе было 28, он был капитаном милиции и самым молодым в Москве зам по опер. Отделение милиции, где он служил, теперь называется ОМВД по району Хамовники. В отличие от меня, он действительно был юным дарованием. Не было тогда в Москве другого такого талантливого и перспективного руководителя уголовного розыска. Сгубили Лёху его тяга к слишком красивой жизни и слишком сильные оперативные позиции. В 1979 году он познакомился и тесно сошёлся с Вячеславом Кирилловичем. Тот в те годы вместе с Балдой, Сливой, Жуком и братьями Квантришвили под видом цветных бомбил теневиков и этой дружбе очень обрадовался. Лёха подгонял им милицейскую форму, информацию о сладких клиентах, а главное выполнял в банде функцию контрразведки против МУРовских разработок. Сам на разбои с Япончиком и Балдой ходил всего три раза. Естественно, что при таких «друзьях» все преступления на территории Лёхи раскрывались по оперативной информации и очень быстро, начальство нарадоваться не могло. А у него от больших денег совсем съехала крыша. Слишком шикарные по тем временам машины и шмотки, слишком красивые и дорогие барышни. Но продолжалось это недолго. Весной 81-го года Иваньков с Быковым лоханулись на Аркаше Нисензоне. Ну кто бы мог подумать, что трусливый еврейчик, ранее судимый за валюту, будет мусориться. И 14-го мая весь творческий коллектив приняли. Япончику, как организатору, выписали 14 лет, и освободился он только в 91-м по ходатайствам своих высокопоставленных покровителей. Балда, как обычно, отскочил на дурку. К Сливе и Жуку суд отнёсся с большим нисхождением, и получили они по десятке. Амиран и Отари вообще волшебным образом соскочили. А вот Лёхе на суде выписали больше большего, и он отъехал на Нижний Тагил на целых 16 лет и оттрубил там от звонка до звонка.