Мой далекий близкий

«И они начали бродить по сказочному Парижу, повинуясь в пути знакам ночи и почитая дороги, рожденные фразой, оброненной каким-нибудь clochard, или мерцанием чердачного окна в глубине темной улицы; на маленьких площадях, в укромном месте, усевшись на скамье, они целовались или разглядывали начерченные на земле клетки классиков — любимая детская игра, заключающаяся в том, чтобы, подбивая камешек, скакать по клеткам на одной ножке — до самого Неба».

Влад, склонившись ко мне, вздернул брови, переводя взгляд на мое лицо.

— Догадки есть? — спросил неуверенно. Я пожала плечами.

— Надо подумать.

Он кивнул и тронулся с места. Я погрузилась в текст, перечитала его несколько раз, но совсем не для того, чтобы настроиться на нужную волну и вспомнить. Вспомнила я сразу. Просто мне вдруг стало удивительно, как Андрей смог выловить в книге Кортасара столько нас с ним.

И оказывается, мы с ним действительно были. И глядя сейчас со стороны на наше с ним не такое уж и продолжительное прошлое, я обнаруживала, что нас было немало. Даже много. И я, погруженная в состояние личного убивающего равнодушия, просто не замечала, как Андрей приоткрывал мне дверь в свою жизнь. Я только и делала, что тупо на нее смотрела, а потом с громким хлопком захлопывала. А теперь брожу, словно Роланд в “Темной башне”* (прим. автора: герой серии книг Стивена Кинга), открывая все двери, встречающиеся мне на пути. И надеюсь в конце, я не окажусь там, где все начиналось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Идея гулять всю ночь принадлежит, конечно, Андрею. Я не оцениваю никак этот порыв, который можно смело назвать романтичным. До этого мы сидели в баре с Прохоровым и его очередной пассией. А когда выходим и прощаемся, Шилов тянет меня куда-то в сторону.

— Машина не там, — говорю, но он отмахивается.

— У меня к тебе предложение, Ась, — Шилов улыбается, он немного навеселе, настолько, чтобы совершать безумные поступки, но не настолько, чтобы потом об этом безумии сожалеть. Я пожимаю плечами и молча следую за ним. Моя роль — послушной ручной собачонки, куда потянут поводок, туда и иду.

Андрей предпочитает не замечать моего равнодушия. Тащит меня в ночной ларек, где нам продают из-под полы бутылку вина. Мы идем по набережной и пьем прямо из горла. Вино жжет горло и отдает спиртом, но Шилов этого не замечает. Мне же все равно, алкоголь притупляет, помогая отпустить мысли, просто находиться здесь и сейчас.

Ночной Питер гудит, переливается огнями, взрывается смехом то там, то тут, звенит из дворов гитарными переливами и пьяными голосами, подпевающими невпопад, но от души. В Питере есть одно замечательное качество: хоть он и пропитан насквозь древнерусской тоской, он умеет дарить странное состояние легкости.

Потому что здесь все такие, и эта тоска не что-то инородное, а основная составляющая большинства из тех, кто окружает тебя… Лягушки в болоте. В родном и любимом.

— Знаешь что, — смотрит на меня Андрей, — давай поиграем в знаки.

— Знаки? — бросаю на него взгляд, не понимая. Он кивает.

— Мы будем идти по знакам. Что пошлет судьба.