«Мой дорогой, старинный, но вечно молодой друг, Давид Бурлюк!». Письма художников к Д.Д. Бурлюку

Ничего не написал о моём Горьком – значит, не понравился тебе мой правдивый портрет. Слушай, Додя, ты добрый, знаю, и тебе будет подходить моя простота, но думаю, что и ты на этом деле заработаешь. Давай вместе. Возьми вещи у Мальянова[153] к себе, у тебя ведь квартира, поставь их где-нибудь под кроватью. А кто придёт – покажи и продай их по 100–150 $, кроме вещей жанровых, ты сам знаешь, с модели долго писать, да и трудно. Ну эти вещи хоть по 300 $ продавай. А то я тут влез в долги и деньги нужны до зарезу, а осенью надо собираться в Америку, опять надо денег. Может, что и продашь, ну а я тоже, будет время, буду тебе полезен. А с проданных вещей удержи себе 25% за расходы и хлопоты, если это тебя не обижает, если обидишься, то возьми пару вещей, а остальные продай. Есть же у нас с тобой ещё поклонники! Не совсем же нас заели разные помпье[154] да ловкачи! Прилагаю тебе список вещей моих, что у Мальянова, и письмо к нему, если он не даст тебе всего, значит какую-то продал, а денег не шлёт. Ох, жулики! Тогда мы ему адвоката пошлём и осрамим перед художниками. Хочешь так?

Первая страница письма Б.Д. Григорьева к Д.Д. Бурлюку от 12 марта 1928 года

Додичка, какой ужас, список искал и не нашёл, его оставила жена в Париже, в сейфе. Ты скажи Мальянову, что список ему покажешь после, после того, как он тебе сдаст все вещи, а я тебе список пришлю через 2 недели из Парижа.

Пишу пока, что вспомнил, главные вещи это:

1) Бретонка в высокой куафке[155] (что была в Филадельфии на выставке[156]).

2) Детство Есенина (мальчик в красной рубашке, темпера)[157].

3) Женщина в куафке со сложенными голыми руками (моя жена)[158].

4) Modele (молоденькая женщина с голыми ногами в чулках, у ног – таз…)[159]

5) Бретонская деревня.

6) Аллея (стволы деревьев)[160].

И остальное: пейзажи и рисунки, всего около 20-ти вещей.

Надеюсь, дорогой Додя, это тебя не утомит моя просьба забрать к себе мои вещи?

Твой Борис

[приписка на первой странице письма рукой Елизаветы Григорьевы, жены Григорьева:]

Дорогой Бурлюк – умоляю, отберите у этого жулика наши картины. Я сразу сказала Боре, что это мошенник. А Боря всем верит, кроме своей жены и верных друзей.

Благодарю и кланяюсь. Е. Григорьева

[приписка на первой странице письма рукой Григорьева:]

Пригрози Мальянову, что опубликуешь моё к тебе письмо, если он не отдаст всех вещей по списку. Сделай для друга, дорогой Додя.

[приписка на обороте рукой Григорьева:]

Боюсь, что пропадут мои работы зря у Мальянова. Привет Марии Никифоровне, детям от нас троих. Твой друг Борис Григорьев

[на отдельном листе:]

La Borisella 12.III.1928

Г-ну Мальянову

через Д.Д. Бурлюка

Cher Nicolas!

Податель сего письма большой друг мой Давид Давидович Бурлюк.

Не откажите выдать ему по списку моему (за Вашей подписью) все мои работы, находящиеся у Вас – как маслом, так и карандашом. Надеюсь, Вы хорошо помните наши условия – я обещал Вам дать мои работы только временно, до первого моего требования. Сейчас мне эти вещи очень нужны. Не имея от Вас давно писем, я полагаю, что Вы ничего не продали.

С совершенным уважением Борис Григорьев

3. Ф. 372. К. 10. Ед. хр. 67. Л. 4−4 об

[25 июня 1928][161]

Paris. 100 rue de la Tour (XVI) 25.VI.1928

Дорогой Додичка,

Сейчас от тебя письмо. Я тебе писал из Cagnes и просил забрать у Мальянова мои вещи к себе. Ты мне ничего на эту тему не пишешь, письмо потерялось моё, думаю. Ещё раз прошу тебя об этом. Возьми у него всё и сохрани у себя, а если продашь, то половину денег себе оставь. Тебе я делаю всюду рекламу, конечно, и в Чили будет то же самое. Постараюсь там организовать выставку русскую и тебя в первую голову назову. В память, что я тебе друг. Пиши мне теперь так:

Academia de la Escuela de Bellas Artes, Santiago, Chile.

Professor Seсor Boris Grigoriev Я уезжаю 7 июля на 3 года по контракту с чилийским правительством.

Должен тебе сказать, что тут не было никакой протекции, а просто получилась телеграмма в Париж на моё имя. Мой ёх[162] очень неплохой, занят буду 2 раза в неделю и 4 месяца в году, каникулы и как раз там лето, когда у нас зима, значит, могу в январе-марте быть в New-York, который я люблю очень. Не за горами и, значит, увидимся.

Еду я с больным сердцем так далеко, ибо тоскую как никогда по России. А туда нельзя по-прежнему. Как это жаль. Ты мне пишешь мало очень, и вижу, что остыл ко мне.

Устал я изрядно от Европы и вообще. Вот путешествие манит, в первом классе-lux с семейством, 31 день отдыха!

Мой привет Марии Никифоровне и детям

твой верный друг Борис

[приписка на первой странице письма рукой Д.Д. Бурлюка:]

7 февр. 1938 г. Григорьев умер в Borisella.

[приписка в конце письма рукой Д.Д. Бурлюка:]

1958 Бурлюк