Мой холодный Эрих. Книга первая

Докуриваю, выбрасываю чинарик в унитаз и смываю. В окно кидать нельзя, за окурки во дворе поимеют всех; чуть жду, когда проветрится, потом захлопываю створку. Вытаскиваю за шкафчиком баллончик с антитабачным освежителем. У нас тут много по школе попрятано тайников с разными штуками. Разбрызгиваю на себя и немного вокруг, убираю обратно. Достаю из кармана карамельку, разворачиваю и засовываю в рот. Всё, от меня теперь не должно пахнуть.

Иду на спальный этаж, захожу в свою комнату. У нас нет двери. Сняли за плохое поведение. В комнате шесть кроватей: три у одной стены, три у другой. Головами к стене, ногами к проходу. Кровати узкие, твердые и неудобные. Шкафы вытянуты вдоль торцевой стены, напротив двух больших окон, столов нет, они в учебке.

В комнате никого. Подхожу к своему шкафчику, беру пакет с гелем и мочалкой, чистую одежду и иду в душ. Он у нас общий на этаже. Там тоже пусто. Хорошо, тихо. Спокойно моюсь. Никто не пялится на мою высеченную попку. От воды чуть пощипывает, морщусь. Хорошо мою его и внутри попки, чтобы смыть все его касания. Одеваюсь в худи и спортивные штаны на резинке.

После душа падаю на кровать. Ничего не хочу. Даже в кино не пошел, а там вроде два фильма сегодня должны были показывать. До и после ужина. А я и в столовку не пойду, аппетита совсем нет. Лежу на животе на пледе, голову закрыл капюшоном худи, так и засыпаю.

Просыпаюсь от того, что кто-то теребит мое плечо. Сонно поворачиваюсь – Эрих. Сидит на краю моей постели. Больше никого нет, видимо все ещё в актовом зале. Какого черта он тут делает? Вот его здесь только не хватало. И ещё, блин, как-то разыскал, где я сплю.

– Ты почему не идешь на ужин? – спрашивает он.

– Не хочу, – бормочу.

– Нужно всё равно покушать.

– Я не хочу, – огрызаюсь я и отворачиваюсь.

Он проводит рукой по моей спине, кладет ладонь на попку. Слегка похлопывает. Даже через спортивные штаны его прикосновения неприятны и к тому же больно – всё ещё горит и чешется. Морщусь.

– Как твоя жопка? Болит? – интересуется он, оттягивая сразу две резинки: штанов и трусиков и смотрит на красные полоски.

– Нет, – грубо отвечаю ему.

– Хорошо.

Он отпускает резинки и шлепает по попке. Вздрагиваю.

– Ты же понимаешь, что в этом ты сам виноват?

Молчу. Не хочу с ним больше разговаривать.

– Я тебя высек, потому что ты мне мешал вести урок.

Молчу.

– Давай, поднимайся, идем на ужин.

Молчу. Не двигаюсь.

– Если ты сейчас выспишься, что ночью будешь делать?

Молчу.

– Когда тебе задает вопрос учитель нужно встать и ответить, – меняет он тон с участливого на холодный и властный.

Резко поворачиваюсь, опускаю ноги на коврик, встаю, смотрю на него.

– Ночью буду развлекаться, – отвечаю ему.

– Понятно, – вздыхает он. – Идешь на ужин?

– Нет.

– Ну, ладно.

Он встает и уходит. Я падаю обратно, но уже не могу уснуть. Просто лежу и наблюдаю, как постепенно темнеет за окном, и комната погружается в полумрак. В коридоре зажигают свет, и он падает рассеянным квадратом через дверной проем. Вскоре слышатся голоса – народ возвращается из кино.

До отбоя ничего не делаю. Уроки зубрить влом. Да и к тому же больно сидеть. Просто хожу и смотрю, кто чем занимается. С Антохой ещё сбегали покурить. Он спросил, как наказали, честно ответил, что выпороли. Посочувствовал. Я пожал плечами, будто мне всё равно.

Отбой оглашается громким звонком. Раздеваемся. Встаем спинами к изножьям своих кроватей. Ждем прихода Андрея Даниловича, нашего старшего воспитателя. Такой порядок.

Он делает перекличку и визуально осматривает нас, мы стоим в футболках или в майках, и в трусиках. Выговаривает, если были какие замечания за день, наказывает, если что. Обычно заставляет после отбоя мыть туалеты или ставит дежурным по столовке, иногда лишает прогулки, очень редко бьет ремнем. Я попадал под его порку и не раз. Но это несравнимо, что сегодня устроил для меня Эрих. Отодрал не по-детски.

Сегодня Данилыч приходит не один, с Эрихом. Но Эрих не входит, остается стоять в проеме, облокачивается об косяк, сложив руки на груди и молча наблюдает за нами. Я не смотрю на него. Не обращаю вообще никакого внимания. Будто его тут нет. Андрей Данилович заканчивает осмотр и произносит свою обычную фразу:

– Всем лечь, руки поверх одеяла.

Это чтобы не дрочили втихушку.

– Левиц, задержись, – раздается холодный голос Эриха.

Немного вздрагиваю и бросаю на него удивленный взгляд. Сердце сжимается от нехорошего предчувствия. Ну что ещё?

Парни тоже немного в шоке, но ложатся, а я остаюсь, стою, смотрю прямо перед собой. Чувствую, что на меня все уставились.

Эрих подходит ближе и встает напротив меня. Мой взгляд упирается ему в грудь, в его расстегнутый ворот дорогой рубашки. От него немного веет приторной туалетной водой. Чуть морщусь и отвожу глаза в сторону.

– Повернись, спусти трусики и нагнись, – командует он.

Копец. Он, видимо, решил меня сегодня конкретно добить.

Поворачиваюсь, спускаю трусики, перегибаюсь через низкую спинку кровати, упираюсь животом в перекладину, кладу локти на плед. Теперь мою исполосованную попку видят парни. Зажмуриваюсь. Жду, что, скорее всего, добавит ещё.