Мой кровный враг

– А сама она что говорит, от кого?

– А сама она никому не говорила ничего. До последнего скрывала ото всех. Сестре из замка деньги слала, подарки, а про нагулыша вовсе ничего не говорила. Только когда из замка сбежала, скрывать дальше не вышло. А чей, сколько ни выспрашивали, не ответила. Так что не господский он.

– А имя-то господское: Кайл, – заметила та, что утешала рыдающую подругу.

– Нет, не от лорда, – уверенно заявила веснушчатая. Призналась бы. От лорда если бы, никто бы не осудил, лорду разве поперек слово скажешь? Значит, от кого другого нагуляла. Три года ему было, когда домой привела…

Сейчас, значит, пять.

– Сестра-то ее, тетка байстрюку этому, значит, погоревала, конечно, этакий позор, но из дома не прогнала. У ней-то самой детей не было, муж за то в церкви объявил, что не жена она ему больше. Видать, решила, что этот утешением станет. Хоть и не свой, а все же будет кому на старости кормить.

– А мать его где сейчас? – Что я несу, известно где – на том свете. – То есть, почему он тетю спрашивает, а не маму?

– А мать через месяц, как в деревню вернулась, от сыпняка померла. Он тогда тоже долго болел, тетка даже заупокойную по нему заказала.

Ну да, есть такое суеверие: если отслужить заупокойную по тяжело больному, смерть решит, что уже забрала его, не заметив – немудрено ведь перепутать среди тысяч и тысяч душ – и отступится.

– Потому с теткой и жил… – Девушка помолчала и добавила уже другим тоном: – Только никто из нас его себе не возьмет. Тут самим бы не сдохнуть, после того как…

Она всхлипнула, и, точно по сигналу, снова разрыдались остальные. Да, если в деревне больше никого не осталось, пятеро девчонок долго не продержатся. Даже если чумных не будет, слишком много в деревне мужской работы, с которой женщине трудно справиться. Значит, остается им вспоминать про дальнюю родню да идти на поклон. И замуж теперь не возьмут, приданое-то дать некому. Это если еще не пойдут слухи, дескать, твари обесчестили, теперь девушки порченые, будут чудовищ рожать. Тогда только в омут сразу, житья не дадут.

– Так, хватит, рыдать. – осадил их Акиль, и девушки разом замолчали, точно лишившись дара речи. – Отдохнули? Встали и пошли.

– Куда? – поинтересовалась я, тоже поднимаясь.

Акиль подвесил в воздухе карту.

– Вот мы. Вот ближайшие деревни, – вокруг нашей точки появилось еще несколько.

Не меньше лиги до каждой. Я глянула на звезды, прикидывая время. До любой из деревень мы доберемся чуть за полночь. Местные все будут спать, хотя можно и разбудить. Серебро помогает людям смириться с неудобством.

– Вот наш замок. – Точка загорелась далеко внизу. Я припомнила, как мы ехали – да, все правильно. – А вот замок Мортейнов.

Еще одна точка в лиге от нас, примерно на том же расстоянии, что и любая из деревень.

– Так куда нам идти? – спросил Акиль.

Я встретилась взглядом с его – темным, непроницаемым. Почему-то вспомнились байки про дурной глаз, которые любила рассказывать няня. Я отвечала ей, что никакой дурной глаз мне не страшен, я же маг, поборю любой наговор!

– Еще скажи, что мне решать, – криво улыбнулась я.

– Нет, я уже решил. Но хочу услышать, что ты скажешь.

– В замок. – Я не отвела глаз. – Если нас туда пустят среди ночи.

– Хранителей – пустят. Не боишься?

– Мне нечего бояться, – вздернула я подбородок.

Акиль не ответил, двинулся прочь, держа коня в поводу. За ним испуганной стайкой зашагали девушки, потом – мы с солдатами. Берсон подсадил мальчишку в седло, и тот теперь вертел головой по сторонам и болтал ногами. Слезы давно высохли, оставив на щеках грязные дорожки. Хотела бы я научиться успокаиваться так же быстро, как дети!

По загривку пробежал озноб, я передернула плечами. На самом деле мне было чего бояться. Рэндольф может узнать меня и решить поквитаться за родителей, даром что его брат уже отомстил. А еще он может рассказать, что, как он считал – точнее, Ричард поведал – произошло тогда в замке. И это страшило меня куда больше возможной мести, ведь я уже догадывалась, что услышу. Если болтовня крестьянок имела под собой хоть какие-то основания…

Нет, я не могу, не хочу в это верить! Ричард наверняка рассказал так, как ему было выгодно! Чтобы его родители стали невинными жертвами, а мой отец – законченным мерзавцем. Ибо лорд Грей был прав – историю пишут победители.

Впрочем, я могу попросить Акиля не называть моего имени, не представиться и надеяться, что Рэндольф меня не узнает. Он и с братом-то был не слишком близок, в детстве десять лет – огромная разница, а на меня и вовсе внимания не обращал. Но что если узнает?

Я так ничего и не решила, когда Акиль постучал в ворота замка. Светлячок, что горел все это время, он тушить не стал, позволяя страже нас рассмотреть. Сонный голос с башни поинтересовался, кого нечистый несет.

– Хранители, – сказал Акиль. – Нам нужен кров на эту ночь. И утром возможность поговорить с господином.

Заскрипели, раскрываясь, ворота, и мы вошли внутрь.