Мой муж — чудовище

Еще полчаса назад я была уверена, что могу свернуть горы, но стоило кому-то появиться возле меня, как решимость исчезла, как не было. Если бы здесь оказался мой муж, я бросилась бы ему на шею от радости, что не одна, и отпускать Филиппа и ночевать в этой глуши у меня больше не было никакого желания.

— Не дойдете, миледи, мне еще нести вас придется, — попытался урезонить меня Филипп. — А время-то идет, как бы найти ее…

— Тьма с ней! — крикнула я. — И с этими вещами и украшениями. Я хочу домой. Немедленно.

Из уверенной в себе леди-рыцаря я превратилась в капризную девочку. Так кто же я на самом-то деле?

Но спорить со мной Филипп не стал. Как бы то ни было, он слуга и приучен подчиняться хозяевам, какие бы глупости они ни несли. Умом я понимала — остаться здесь на ночь и правильнее, и безопаснее, но тело хотело в свою постель. Не так уж и долго она моя, эта постель, как и комната, как и дом, но должно же быть у меня место, куда я могу возвращаться…

Филипп занимался дохами, пока они не просохнут, покидать теплый дом неразумно. Полчаса быстрой ходьбы — не так много, это можно перетерпеть. Я выпила отвар, который был уже не настолько горячим, и по телу разлилась приятная нега, протянула остатки Филиппу. Мне показалось, он принял этот жест с благодарностью.

Сколько времени прошло, я не знала. Летисия могла добраться до села, и что там? Если она действительно ограбила меня, ей нужно что-то придумать, так просто она не отделается, там более — там полиция, и майор отлично запомнил ее в лицо. Обязательно спросят, почему она одна в моем экипаже, где я и куда она направляется. Значит, она поедет не в это село?

Как бы ни было мне тяжело, я сознавала, что должна буду обо всем рассказать мужу. То, что мне уже сообщил Филипп — про выстрелы, волка, крестьян — можно и опустить, но Летисия! Если бы она сейчас предстала перед моими глазами, я опустилась бы до того, что приказала ее немедленно выпороть.

Поленья прогорели. Филипп закрыл заслонку, закрыл дверцу, проверив, чтобы нигде не нападало незаметных глазу тлеющих угольков, и протянул мне мою доху.

— Ну, раз приказываете, миледи, — сказал он с некоторым сожалением. Да я и сама признавала, что неправа.

Мое платье высохло, волосы тоже, доха, может, не до конца, но холод не кусал, был терпимый. Снег все мел и мел, снежинки не падали сразу, взлетали, мельтешили, и мало что было видно…

— Идти надо быстро, миледи, — напомнил Филипп. — Это вашей милости пока что тепло, не будете двигаться — замерзнете сразу.

Мы совсем немного отошли, я оглянулась — Филипп потушил свечи, домик утопал в темноте, — и я подумала, что будь я в лесу тогда не одна, я бы расхныкалась. Уже сейчас мне казалось, что мороз невыносим, по лицу текут слезы, а ноги не подчиняются, утопая выше колена в снегу. Останавливало меня то, что Филипп, как и все слуги, будет молча слушать мои стенания, возможно, поддакивая с мнимым сочувствием, но не сделает ничего. Только Летисия была другой.

Я сжала руки. Еще не озябшие. Меня тянуло надавать ей пощечин и вышвырнуть в лес. Где бы она ни оказалась сейчас, ее поступок непередаваемо мерзкий. И даже если бы в карете была не я, а только Филипп, все равно это низко и подло. Я думала, что знаю ее, но до этого дня я и себя полагала, что знаю, а вышло, что нет.

Филипп шел впереди, протаптывая дорогу и задавая мне темп. Опытный старый охотник, он не испытывал никаких затруднений или мне их не показывал и не оглядывался. Я подумала, что случится, если я вдруг отстану или же упаду и не сумею позвать на помощь. Ружье как влитое сидело у Филиппа на спине и придавало уверенности нам обоим, и ни зги не было видно за снегопадом. Я спросила, почему мы не выходим к дороге, и, не оборачиваясь, Филипп объяснил, что в лесу не так холодно. В самом деле, снег был покрыт коркой, но не такой крепкой наледью, как на тракте.

Внезапно Филипп остановился, замер, всматриваясь вперед. Я застыла в двух шагах от него. Зверь? Человек?

Все так же ни слова ни говоря, словно забыв обо мне, Филипп начал стаскивать ружье со спины.

Глава девятая

Снег вился перед глазами и не давал рассмотреть, что же там, впереди, что нам угрожает. Даже если я смогла бы выглянуть из-за плеча Филиппа, я не увидела бы ничего, а Филипп медленно поднял ружье и нацелил его отнюдь не на зверя. Дуло смотрело слишком высоко.

Я начала читать молитву. Как говорила моя мачеха: нет выхода — молись, но ее наставления я вспомнила только сейчас. И против воли мои губы растянула улыбка, предвестница истерики. Пока я была одна, я боролась. Сейчас я решила, что все зависит не от меня.

Грохнул выстрел. Меня обсыпало снегом, кажется, сорвалась шишка и больно ударила меня по спине, и я не успела опомниться, как Филипп указал рукой с зажатым в ней ружьем в сторону.

— Давайте-ка выбираться на дорогу, миледи, кто знает, там тяжко идти, зато поспокойнее.