Мой театр. По страницам дневника. Книга II

В мадридском гала были собраны танцовщики со всего мира. Майя Михайловна сама определила порядок номеров, когда я увидел расписание, ахнул: «Товарищи, это несерьезно! После „Дон Кихота“ какой смертник пойдет танцевать?» Этим несчастным оказался я с «Нарциссом», а потом выходила сама Плисецкая в «Ave Maya» М. Бежара.

Не знаю, как я танцевал в тот вечер, 10 сентября. Помню только, что страшно волновался, потому что Майя стояла в кулисе и смотрела мое выступление. Она видела меня в «Нарциссе» 25-летним юношей в концерте 1998 года. А тут на улице 2007-й, «за время пути собачка могла подрасти»…

Мне показалось, что, когда зритель попросил Плисецкую бисировать «Аve Maya» только раз, она расстроилась. Ей очень хотелось еще один «бис» станцевать, почувствовать свою значимость, мол, выходят все молодые-молодые, а зритель хочет видеть ее, великую балерину.

Когда аплодисменты зрительного зала стали заметно ослабевать, я, стоя на сцене, держа Майю Михайловну за руку, тихо сказал: «Может быть, уйдем?» – «Нет-нет-нет, еще постоим, еще постоим», – прошептала она, сжимая мои пальцы.

Часть II

1

В 2006 году ректор Московской Государственной академии хореографии М. К. Леонова попросила меня помочь ей в восстановлении «Классической симфонии» Л. М. Лавровского. Это было несложно. Среди учеников предвыпускного класса выделялись два мальчика из класса А. И. Бондаренко: Вадим Курочкин – бесподобно способный, внешность, рост, все было при нем; и Артем Овчаренко, внешне мелковатый, но по данным весьма приличный парень.

Во время одной из репетиций Курочкину от меня особенно досталось за невнимание. «Николай Максимович, вы Курочкина не ругайте сегодня, – тихо сказала инструктор, – он из своего родного Комсомольска-на-Амуре в Москву семь дней ехал на поезде в плацкартном вагоне, у него украли деньги, и, кроме яблок, он ничего не ел».

Пожалев ребенка, я рассказал его историю одной своей небедной подруге, и, пока Курочкин не окончил МГАХ, она оплачивала ему все перелеты на Дальний Восток и обратно. Когда «добрые» люди о том в театре узнали, стали распускать гнусные слухи.

Никому же не было интересно, что первым делом я позвонил Бондаренко, педагогу Вадика, рассказал про возможность помочь ребенку. Тот сказал да. Сам мне звонил, говорил, на какое число нужно купить билет. Я через Бондаренко это делал. Кроме нас, никто о том поначалу и не знал…

Новый сезон начался «Корсарами». В конце сентября в Москве я должен был станцевать четыре спектакля в «Королях танца» в театре Станиславского и Немировича-Данченко, потом с этой же программой в ноябре ехать в Петербург и в Пермь. А мне для «Кармен. Соло» нужен был ассистент. Я к Янину, по-прежнему заведовавшему труппой ГАБТа, чтобы тот дал кого-нибудь из артистов. «Вот, есть молодежь, они не едут на гастроли». Положил передо мной список, в нем знакомые фамилии – Курочкин и Овчаренко.

Конечно, по всему Курочкина надо было выбрать. Но мне так надоели сплетни, что я смалодушничал, подумал, пусть будет Овчаренко, меньше разговоров. Да, забыл сказать, что после окончания МГАХ обоих ребят Ратманский взял в кордебалет Большого театра. Но им даже общежития не дали. И два иногородних мальчика (Овчаренко из Днепропетровска родом), абсолютно нищих, без прописки, оказались в прямом смысле на улице.

Артем стал ходить ко мне на репетиции, обучил его для «Кармен. Соло». К моменту, когда мы вышли с «Королями танца» на прогоны на сцене «Стасика», я к парню по-человечески проникся, стал звать его Тёма, Тёмик. Он за мной хвостом ходил. Все время, как я в юности, за кулисами на наших репетициях сидел. Скоро выяснилось, что Артем, как и я, родился 31 декабря, разница у нас ровно 13 лет. А я же в этом смысле еще тот приметчик!

Раз Овчаренко мне говорит: «Николай Максимович, вы, когда пришли в театр, где жили?» Выясняется, что они все лето с Курочкиным где-то по чужим углам кантовались. Спасибо Леоновой, пустила их с конца августа жить в интернате МГАХ бесплатно, зарплату им в театре, несмотря на вторую половину октября, не платили.

Я пришел к Янину: «Слушай, Ген, вот пришли два мальчика потенциально хороших, я их по школе знаю. Может быть, они не самые лучшие, но точно не самые плохие. Они же бездомные!» – «Нет мест в общежитии». – «Ты понимаешь, что людьми надо заниматься? Уедут за границу». – «Ой, ладно! Большой театр есть Большой театр, если они идиоты, могут ехать». И вдруг говорит: «Коль, ты всех критикуешь и никогда ничего не делаешь. Если ты такой умелый, возьми и сделай из этого Тёмика артиста». – «Я-то возьму, но вы же не дадите». – «Почему это не дадим? Покажи хоть раз, что ты что-то умеешь!» – нахально произнес Янин, числившийся в то время в моих приятелях. И я решился… Буду из Овчаренко делать артиста.

2