Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Между моими выступлениями в «Королях танца» в Петербурге и спектаклями в Перми выдалась тройка свободных дней, я остался в Москве на очередные съемки. «Короли» улетели на родину Дягилева без меня. Начало ноября, унылая погода в Перми. Снег еще не выпал, но листвы на деревьях уже нет, грязно, промозгло, на улицах откровенно некрасиво.

Принимавшая «королей» сторона решила моих иностранных коллег развлечь. Но как! Сначала их повезли на экскурсию в дом С. П. Дягилева, решив, что им это очень надо. Потом и того больше – к «дому с фигурами», который Б. Пастернак запечатлел в своем романе «Доктор Живаго». Наверняка ребятам рассказали о мытарствах главных героев и самого автора, где звучали пугающие их не на шутку слова: революция, расстрелы, тюрьма, КГБ и так далее.

После истории с англичанином Уилдоном, не знавшим, кто такой Гамлет, рассказывать иностранцам – балетным артистам – про Дягилева и тем более про какого-то «Доктора Живаго» и Пастернака – это, конечно, сильный ход! У них память такими вещами не отягощена. В завершение культурной программы несчастных «королей» повезли на Сибирский тракт – дорогу, по которой в Российской империи каторжан гнали в Сибирь!

Прилетаю в Пермь. Подъезжая к отелю, вижу у входа ребят. Их только что привезли с последней экскурсии. «Королей» там обогрели в лучших русских традициях, те на нервной почве несколько перебрали с горячительными напитками. «Николя, – бросившись ко мне, чуть ли не рыдая, наперебой вопили Стифел и Корелла, – зачем нас сюда привезли, Николя?! Зачем?! Николя! Зачем нам знать, как гонят в Сибирь?!!» У меня началась просто истерика, от хохота слезы текли. В общем, напугали «королей» по полной программе.

Данилян моему приезду очень обрадовался. «Короли» замучили его вопросами, они долго не могли понять, почему их возят в Перми по странным, пугающим местам, а Цискаридзе-то нет! Кроме того, где бы они ни появились, их всюду спрашивали: «А Цискаридзе где?»

По программе во II акте шел балет «Урок» Ф. Флиндта. Меня тогда потрясла разница в реакции публики. В Москве балет шел на ура, в Мариинском театре народ безмолвствовал при виде убийства на сцене, а в Перми были жалобы, мол, антиреклама балетного искусства и балетного образования.

3

Приняв решение работать с Овчаренко, я начал готовить с ним к декабрю Французскую куклу в «Щелкунчике». Но у театра для этого не нашлось ни концертмейстера, ни зала. Прихожу к Леоновой: «Марина Константиновна, такая история…» Она: «Да, пожалуйста, вот вам зал», тем более Артем по-прежнему в школе жил.

Посмотрев видеозаписи его выступлений, я понял, что все надо начинать с нуля, хотя на тот момент Артему уже исполнилось 20 лет. Занимались мы в любую свободную минуту, какую я находил в своем перегруженном графике. Но поставил Артему условие: «Как к человеку я к твоему школьному педагогу Бондаренко отношусь нормально, но как к педагогу – нет. Он будет вмешиваться в нашу работу. Потому предупреждаю сразу – мы разного резус-фактора и группы крови люди. Пожалуйста: поздравлять его со всеми праздниками обязательно, всегда здороваться, всегда приглашать на свои спектакли, но в одном репетиционном зале мы существовать не будем. Это не со мной».

Однажды попросил у Овчаренко: «Дай мне номер своего телефона, вдруг у меня что-то поменяется, можно будет порепетировать». Мобильники тогда уже вовсю в ходу были. Слышу: «У меня нет телефона». «Как?» – подпрыгнул я. У этого ребенка денег не было ни на что. Первый мобильный телефон покупал Артему я, а к концу года выбил ему место в общежитии ГАБТа.

Тут меня стали уговаривать провести бенефис 21 декабря на сцене театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, обещали сделать все декорации, как в дягилевских «Русских сезонах», и что танцевать я буду под оркестр. Я пригласил Володю Спивакова с его музыкантами. В программу вечера вошли: «Видение Розы», «Послеполуденный отдых фавна» и «Шехеразада», когда-то все они были оформлены Л. Бакстом, которого я обожаю. Получилось, что из отечественных танцовщиков только Н. Долгушин исполнял все эти балеты, но он танцевал их без декораций.

Чернобровкину Таню я пригласил на Нимфу в «Фавне», Жанна Аюпова танцевала Девушку в «Видении Розы», «Шехеразада» шла с Илзе Лиепа.

Совпало, что в день моего бенефиса в «Стасике» Овчаренко в ГАБТе выходил первый раз во Французской кукле в «Щелкунчике». Станцевал он очень хорошо. Янин мне ничего, кроме небрежного: «Продолжайте дальше», не сказал. Тут выяснилось, что Уваров тоже хочет с Артемом репетировать. Засуетился Б. Б. Акимов, оживился В. Л. Никонов – педагоги-репетиторы Большого театра.

Уварову тогда отдали Курочкина. Он Вадика быстро «заучил», парень вообще ушел из балета. Незадолго до этого из школы к нам в труппу пришел невероятно способный парень Егор Хромушин. Увидев его, я подумал: «Конкуренция мне пришла!» Но ему очень скоро карьеру зарубили, нагрузив не по возрасту тяжелым репертуаром.