Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Правда, их ряды в силу некоторых причин поредели. Потерю одних людей мы переносим философски, как само собой разумеющееся, жизнь идет, многое меняется. Но утрата дружбы с другими больно ранит. После «кислотного» скандала с Филиным, получившего огласку по всему миру, я перестал общаться с Брижит Лефевр. Никакого явного конфликта не произошло, но любовь между нами закончилась.

Сначала Брижит с неожиданным восторгом отреагировала на назначение Филина в 2011 году на пост художественного руководителя балетной труппы ГАБТа, написав в социальных сетях о том, какое это мудрое, выверенное решение. Хотя она, являясь завтруппы Оперá, к Сергею как к артисту, это все знали и в Париже, и в Москве, относилась очень неважно и в свое время не дала согласия на то, чтобы он станцевал что-то в Оперá. И она, и Юг Галь заявили: «Танцовщик такого уровня нам не нужен».

Я в тот момент про себя маленькую запятую-то поставил. Не могу сказать, что обиделся или что-то такое – я же понимаю, Лефевр – на руководящем посту, к тому же француженка, noblesse oblige, как говорят, положение обязывает…

Меня особо не задел и тот факт, что она вдруг уж очень сдружилась с руководством ГАБТа. Но когда произошел «кислотный» скандал…

Брижит же называла себя моей «французской мамой», мы с ней часто списывались, созванивались. Она могла позвонить, спросить: «Николя, ты хоть в чем-то виноват? Как ты?» А она вдруг в интервью в СМИ на вопрос обо мне начала рассказывать, как я неправ! Делая какие-то выводы, не понимая ничего в создавшейся ситуации, она заняла, так сказать, очень недружественную по отношению ко мне позицию.

И я для себя эту «дверь» закрыл. Я не выяснял ничего, не сказал ей ни одного слова. Просто подумал: «Цискаридзе, ты уже взрослый человек, тебе почти сорок лет. Ты реально заслужил не общаться с теми людьми, которые делают тебе больно…»

Я столько раз благодарил Брижит за то, как трогательно и заботливо она относилась ко мне в Париже в момент моей работы в Оперá и в госпитале, когда меня вынимали с того света французские врачи; я столько раз посылал ей цветы; в разных интервью говорил, как ее люблю и уважаю, что теперь я имею право просто помолчать.

Действуя окольными путями, Брижит не раз передавала мне привет через разных людей. Я вежливо отвечал: «Ну, увидите – от меня тоже привет».

Когда мне исполнилось 45 лет, на Первом канале в телепрограмме «Сегодня вечером» собрались очень дорогие для меня люди. И вдруг на экране вижу Брижит, говорящую какие-то хорошие, добрые слова. Я удивился ее появлению. Потом мне передали от Лефевр письмо, в котором было красиво написано, как она меня любит и по-прежнему считает своим сыном. И я ей точно так же красиво ответил, но внутри меня ничего не поменялось. Мне же все говорили, Семёнова предупреждала: «Будь осторожен с французами…»

Больше с Лефевр мы никогда не виделись и никогда нигде не пересекались.

3

После Парижа я вернулся в Москву. Станцевав свои афишные спектакли, уехал в Петербург, чтобы исполнить «Нарцисса» на гала в честь 100-летия В. М. Чабукиани на сцене Михайловского театра. Работал я по-прежнему очень много, но теперь главным для меня становились не собственные достижения, а успехи моих учеников.

Я по-прежнему ползал на коленях около их ног. Но прогресс был очевиден: ребята технически окрепли, движения обрели чистоту формы, начала вырабатываться мышечная сила. После каждодневного, дополнительного к театральному, урока мы репетировали то какие-то вариации, то фрагменты партий классического репертуара. Стало понятно, что Лина и Денис в очень приличной форме. К июню я решил приготовить с ними «Спящую красавицу»: партию Авроры с Линой и Голубую птицу с Денисом.

Репетировали мы как одержимые каждую свободную минуту. И надо отдать должное, мне очень в том помогали многие коллеги в театре. Лена Андриенко вводила Дениса в Голубую птицу. А ребята, кто кавалеров танцевал, приходили, чтобы порепетировать с Линой. И не пять-шесть раз приходили, а сколько нужно.

Иногда я просил Володю Непорожнего, чтобы он с Линой за Дезире прошел, хотел со стороны на нее в дуэте посмотреть. Я должен был сам танцевать с ней этот спектакль.

К концу мая партия Авроры у Лины оказалась практически готова, вышли, как говорится, на финишную прямую. И вдруг, виновато глядя на меня, она говорит: «Николай Максимович, я не могу наступить на ногу». Из-за травмы Лине пришлось отказаться от премьеры. Конечно, страшно обидно, но ничего не поделаешь…

Я сосредоточил все свое внимание на Денисе. Воронцова в смысле сцены была гораздо более опытной, чем Родькин. У Дениса практика исполнения даже самых небольших партий вообще отсутствовала.