С. В. Абаза по {выданным им Левашовым и жене моей} заемным письмам никогда не платил процентов. После смерти его осталась вдова Варвара Сергеевна, урожденная Цурикова{308}
, с многочисленными детьми без всяких средств к жизни. Зная, какие меры были употреблены Толстым для получения денег от M. В. Абазы, и будучи поручительницею по муже на заемных письмах, она очень опасалась, что Толстой, пользуясь доверенностью Левашовых, подаст их заемные письма ко взысканию и привлечет ее к личной ответственности. Поэтому она сама и через своего брата A. С. Цурикова и зятя А. И. Нарышкина просила меня о возвращении ей заемных писем, выданных моей жене, и о моем содействии к возвращению заемных писем, выданных Левашовым. Она за возвращение этих обязательств, простиравшихся на несколько десятков тысяч рублей, предоставляла единственное оставшееся после ее мужа имение, состоявшее из небольшого количества земли Полтавской губернии, {на которой} находился не действовавший ветхий разрушенный винокуренный завод. В виду бедственного положения В. С. Абазы, я согласился на возвращение ей заемных писем, выданных жене моей, и уговорил моих шурьев Левашовых возвратить выданные им заемные письма, причем объяснил им, что имение, которое В. С. Абаза предоставляет нам в вознаграждение, до того незначительно, что не стоит и брать его, но не получил на это согласия. Означенное имение было передано нам и, по желанию моих шурьев, купчая крепость на него была совершена на мое имя. Имение это не давало никакого дохода, а причиняло мне расходы по заведыванию им, и потому я поспешил его продать, взяв за него немногим более тысячи рублей; эти деньги я разделил между женою и ее братьями в пропорции количества десятин принадлежащей ей и им земли, поступившей под секвестр по неисправным откупам С. В. Абазы.Вот чем ограничилось вознаграждение жены моей за потерю ею 9500 десят. земли. Эта потеря, сверх того, была поводом ко многим издержкам и хлопотам. Я уже говорил {в V главе «Моих воспоминаний»} о том, что заложенную по откупам землю необходимо было вымежевать из населенного имения, заложенного в Московской сохранной казне, для чего пришлось выкупить это имение и снова его заложить, на что потребовались значительные издержки.
Между тем многим залогодателям по неисправным винным откупам были даны разные льготы, состоявшие большею частью в рассрочке уплаты {накопившейся на их залоги} недоимки, накопившейся на их залоги, на 20 и 25 лет с обязанностью уплачивать ее ежегодно по ровной части без процентов. Залогодателям предоставлялось право всю сумму уплатить немедля с учетом из 6 процентов; при этом учете сумма долга уменьшалась почти вдвое. Надеясь, что землю жены моей можно будет продать рублей по пяти за десятину, я в 1860 г., через бывшего тогда министром финансов Александра Максимовича Княжевича{309}
, испросил жене моей означенную льготу. Я был в это время председателем правления Московско-Ярославской железной дороги{310}, а Иван Федорович Мамонтов{311}, {о котором будет неоднократно упоминаться ниже}, был директором этого правления. Он удивился, что я так дешево продаю землю с лесом близ р. Ветлуги, по которой лес сплавлялся в Волгу, и, видя мое твердое намерение продать землю, ударил со мною по рукам в знак того, что она им куплена, но я потребовал, чтобы до окончания сделки он послал уполномоченного от себя для осмотра леса. Переговоры мои с Мамонтовым происходили при А. И. Нарышкине[51], который, по дружбе ко мне, был очень рад, что я отделался от нескончаемых хлопот по этому залогу и даже получу хотя небольшую сумму, но при моем совершенном безденежье имевшую для меня значение. Я все еще не верил тому, что продажа состоится, но Нарышкин уверял, что, {зная хорошо Мамонтова, он убежден, что} последний не изменит своего слова, а что {мною потребованный осмотр не что иное, как формальность, на которую} Мамонтов согласился из деликатности. Нарышкин в этот день обедал у меня и с бокалом шампанского в руке поздравил меня и жену мою с продажею земли. Спустя несколько времени Мамонтов сказал мне, что уполномоченный им для осмотра земли жены моей вернулся и объявил, что она далеко не стоит 5 р. за десятину, к чему Мамонтов прибавил, что он от своего слова не отступается. Я ему возразил, что в таком случае я отказываюсь от продажи, и на том дело с Мамонтовым кончилось.